Симонова Мария - Профессия Смертник
МАРИЯ СИМОНОВА
ПРОФЕССИЯ — СМЕРТНИК
Анонс
Иногда полезно поговорить с незнакомцами, особенно если терять в этой
жизни уже нечего. Поэтому Степан Ладынин легко воспринял появление на
Гоголевском бульваре двух инопланетян, чем бы эта встреча ни была: последней
улыбкой судьбы или первой ласточкой маниакально-депрессивного психоза. И если
второе определяло Степану единственный путь — карниз крыши и затем несколько
секунд восхитительного полета, то в первом случае просматривались некоторые
варианты. Что и произошло. Его просто и изящно завербовали в Галактическую
Службу Спасения, где для добровольных смертников работы хватало. И платили за
нее хорошо. Например... бессмертием.
Глава 1
ПОДАРОК
Каждому известно, что такое депрессия. Если вы — о, счастливчик! — никогда
с нею не сталкивались, поинтересуйтесь у любого — всяк, кого ни спроси, сможет
описать вам приметы этой унылой хищницы, хоть раз в жизни непременно его
глодавшей — да если бы только раз!..
Не прибегая к медицинскому определению депрессии — лаконичному и сухому, —
отметим лишь, что этому состоянию свойственно разочарование во всем, не
исключая себя, любимого, как сказал поэт; «Мне свет не мил, и меркнет дивный
образ...» (Подразумевается собственное отражение в зеркале.) Душа-раскольница
влачится одиноким путником в подлунной степи, и нет ей в этом мире помощи, нет
отрады... Только заунывный волчий вой — переливчатый, голодный — льется из-за
ближайшей сопки...
Тоска, дремучая тоска.
У Степана Ладынина, находящегося вовсе не в степи, а бредущего в теплых
летних сумерках по Гоголевскому бульвару, все вышеназванные симптомы
наличествовали и даже, говоря без преувеличения, в десятикратном размере. Чему
и удивляться — хоть Степан был в психическом плане человеком стойким и
достаточно маневренным, однако нам, заслуженным ветеранам житейских бурь,
известно, что порой в жестокий шторм ломаются даже самые крепкие мачты.
А Степана за последнее время постигла не одна неудача и не две... Эх, да
что там считать! Налетевший шквал, ураган, тайфун не просто сокрушил реи и
порвал паруса, а просто перевернул Степанову посудину, и она килем кверху
погружается в пучину полной, если не сказать хуже — мертвой, безысходности.
Между тем сам Степан, как вы уже, конечно, поняли, был отнюдь не мертв, а
живехонек — имея в виду чисто физический аспект, — и этот факт, на первый
взгляд, бесспорно, положительный, наполнял его угрюмой, с оттенком удивления
досадой: дело в том, что его депрессия перевалила критическую черту и,
соответственно непреложным законам, перешла в новую, куда более жестокую
стадию, именуемую суицидальным синдромом.
Опустившись на пустую скамью, Степан поглядел на свои руки и удивился их
странной белизне, будто бы светящейся в полумраке. Ему захотелось увидеть их
исполосованными глубокими крестообразными порезами и густо залитыми кровью.
Потом его взгляд привлек троллейбус, проезжавший за оградой, с уже включенными
огнями и теплым желтым светом, в салоне, и он пожалел, что сидит здесь, вместо
того чтобы стоять там, на дороге, где стальной короб вдарил бы по нему со всего
разгона плоской мордой, а потом накатился и перемолол это молочно-белое,
пышущее здоровьем тело в... Да-да, прочь брезгливость, довольно чистоплюйства!
В кровавое рагу!
Вот такие ужасные помыслы владели вполне с виду спокойным и благополучным
молодым человеком, вкушающим вечернюю прохладу на скамеечке в глубине
Гоголевского бульвара.
Троллейбус проехал, и глаза Степана пер
