Ситников Константин - Бес Опечаток
Константин СИТНИКОВ
БЕС ОПЕЧАТОК
- Надеюсь, ты понимаешь, Алексей Алексеевич, что больше так
продолжаться не может? Посмотри, что ты тут понаписал, - редактор выбросил
на стол пачечку испещренных на машинке листков, которые веером легли по
толстому оргстеклу, и брезгливо поддел их ногтем.
Переминаясь на длинных ногах и проклиная все на свете, молодой
журналист потупил томные взоры на убористые строчки, жирно подчеркнутые
красным фломастером, но ничего не смог разобрать: строчки наскакивали одна
на другую, буквы, как букашки, бестолково мельтешили в глазах.
Из сизого тумана продолжал доноситься трубный глас заядлого
курильщика:
- Так что, Алексей Алексеевич, чтобы это мне в последний раз...
Неожиданно редакторское лицо приобрело красноту раскаленного кирпича,
он тяжело заперхал, судорожно зашарил по карманам в поисках спичек и - уже
выскакивая из-за массивного своего стола, уже вставляя в желтые
прокуренные зубы лопнувшую папиросу, уже выталкивая его взашей из своего
кабинета, - прокашлял отрывисто: "А теперь - к старикашке-библиофилу -
через два часа - заметка на пятьдесят строк - у меня на столе - последнее
испытание!"
Дрянной дощатый домишка, весь в пузырях полопавшейся синей краски,
утопал в пыльной сирени. Дверь открыл старик в вязаной безрукавке, с
масляным личиком. Он сощурился от яркого света, ворвавшегося в сумрачную
прихожую, и, помаргивая бесцветными ресницами, долго вглядывался в лицо
молодого долговязого человека, стоявшего перед ним на пороге.
- Я из районной газеты, - сказал Алексей, скучая. - Марь-Иванна
договаривалась... Мне заказали статью про вас...
Старик молча пропустил его внутрь и затворил дверь, обрубив толстое
бревно пыльного солнца. Алексей потянул носом - пахло затхлостью и
кошачьим пометом.
- Куда мне пройти? - спросил он, озираясь.
Старик взял его за локоть, больно прищемив пальцами кожу, и провел в
большую комнату. В комнате было сумрачно: все та же назойливая сирень
лезла в окна, как волосы - в рот. Повсюду были книги. Повсюду были кошки.
И - пыль.
Алексей не разбирался в книгах. Он был равнодушен к книгам. То, что
он увидел здесь, показалось ему настоящим хламом. Все это было заношенное
старье, бумажный брос, макулатура. Но неожиданное его слуха коснулись
странные звуки - что это? откуда это? Книжные шкафы заколебались... по их
поверхности пробежала легкая рябь... Только что все было неопределенно и
расплывчато - и вдруг словно кто-то навел резкость в театральном бинокле:
он различил полустершиеся надписи на кожаных корешках... осыпавшаяся
позолота вернулась на них, как румянец на щеки больного... И сладкой
музыкой зазвучали в ушах дивные длинные - длинь-длинь! - имена: Раймондус
Луллиус и Филипп Аврелий Теофраст Бомбаст фон Гогенгейм, Эммануэль
Сведенборг и ученик его Уиллиам Блейк, печатавший свои сочинения
сатанинским способом...
Чтобы избавиться от этого наваждения, он перевел взгляд на кошек.
Алексей не разбирался в кошках. Он был равнодушен к кошкам. Хотя и
разбираться тут было не в чем: кошки были все драные, тощие, грязные. И
опять - да что это с ним такое сегодня?! - длинь-длинь - зазвенели у него
в голове хрустальные колокольчики... Он сморгнул - и этого оказалось
достаточно для того, чтобы дворовые доходяги превратились в настоящих
породистых красавцев. Кремовые и голубые персиянки с оранжевыми и медными
глазами, обросшие густыми лохмами, мраморные и лиловые сиамские, словно бы
остриженные машинкой, и даже совсем голые канадские "сфинксы" -
