Слепухин Юрий Григорьевич - Киммерийское Лето
Юрий Григорьевич Слепухин
Киммерийское лето
Роман
Герои "Киммерийского лета" - наши современники, москвичи и ленинградцы,
люди разного возраста и разных профессий - в той или иной степени
оказываются причастны к давней семейной драме.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ГЛАВА 1
Проснувшись, Ника сразу вспоминает о не выученной накануне физике, и
день начинается с ощущения глубокой враждебности всего окружающего. Мать
отдергивает штору и распахивает окно настежь, затопив комнату блеском и
свежестью солнечного майского утра; однако веселее от этого не делается -
всякому понятно, что показное великолепие природы лишь обманчиво прикрывает
собою мрачную сущность мироздания. Сущность, которая не может не вызывать
решительного протеста.
Протестуя всем своим видом, Ника не спеша бредет в ванную - нарочно не
спеша, хотя времени остается не так уж много. Купанье отчасти примиряет ее с
действительностью, но потребность в протесте остается. Ника плещется под
душем, не заправив в ванну край полиэтиленовой занавески, бросает мыло там,
где ему лежать не годится, и оставляет незавинченным тюбик "Поморина" - все
это в знак протеста. Она прекрасно знает, что с рук ей это не сойдет, что
опять придется выслушивать нотации и рассуждения об упрямстве, неряшливости
и иных пороках, и уже заранее возмущается вечными придирками старших.
Одеваясь у себя в комнате, она тоже протестует. Вчера предсказывали
переменную облачность с возможным понижением температуры, и сейчас мать
напоминает ей об этом, приоткрыв дверь. Ника отвечает громким театральным
вздохом, показывая, что терпение ее уже на исходе, и начинает выбирать белье
самое легкое и самое нарядное. Потом натягивает самые тонкие чулки - не
потому, что ей так уж приятно носить скользкий тугой дедерон, а просто чтобы
лишний раз доказать, что в шестнадцать лет человек (обладатель паспорта)
имеет право на самоутверждение.
Едва она, самоутвердившись и до шелкового блеска расчесав щеткой
рассыпанные по плечам волосы, появляется в столовой с царственным видом и
высоко открытыми мини-юбкой ногами, как снова вспыхивает все тот же вечный
конфликт поколений. Кто вообще ходит в таком виде в школу, спрашивает мать,
на что Ника отвечает - безукоризненно вежливо, но с убийственным подтекстом,
- что все нормальные люди именно в таком виде и ходят. Явиться в класс в
вечерних чулках, говорит мать, раньше это и в голову бы никому не пришло, но
дочь - еще вежливее и еще многозначительнее - возражает, что раньше им не
приходило в голову слишком многое и еще вопрос, стоит ли этим так уж
гордиться. После чего отец, до сих пор не принимавший в конфликте прямого
участия, грубовато велит ей помалкивать и заняться завтраком, если она не
хочет опоздать.
Стрелки часов, действительно, неумолимо приближаются к восьми, и мать,
спохватившись, убегает в кухню - ей уходить на работу позже, но нужно успеть
приготовить кое-что к вечерней стряпне Ника, окончательно обиженная на весь
свет, намешивает в чай полбанки сгущенного молока и тянет этот сироп с
блюдечка, как всегда делает баба Катя, со страшным шумом и хлюпаньем -
только для того, чтобы нарваться на очередное замечание и тогда с вызывающим
видом возразить: "А что такого, интересно, я делаю?" Но все ее усилия на
этот раз пропадают даром: у матери в кухне гудит какая-то техника, а отца,
сидящего напротив, подобными штучками не проймешь. Он и сам довольно шумно
прихлебывает свой кофе, не отрываясь от бумаг и делая на полях пометки
тонким красным фломастером.
-
