Смирнов Сергей - Спокойной Ночи, Ночь
Сергей Смирнов
Спокойной ночи, ночь
СУБОТТА. СУБЙЕЛЛОРТ. АКВОНАТСО.
Ему нравилась эта игра. Он умел, не задумываясь, произносить слова
наоборот. Даже длинные и сложные слова: ОВТСЕЧИРТКЕЛЭ, АКЙОРТСЕРЕП.
Он шел по улице и выворачивал наизнанку все, что попадалось на глаза.
КИРАТС С ЙОМКУС. Вот АЦИВЕД С ЙОКЧАБОС. А вот бредет, шатаясь, КИЛОГОКЛА.
Его взгляд перебирал прохожих, как карточную колоду и вдруг наткнулся
на нее. Это была дама. Треф.
Ее звали Ленкой. Или Иринкой. Эти два имени ему особенно нравились.
АНЕЛ. АНИРИ. Эти имена и наоборот звучали, как музыка. У нее были светлые
волосы. Очень светлые. Природная АКНИДНОЛБ.
Сначала она шла впереди, потом он обогнал ее. Остановился, чтобы
прикурить, косясь на нее. И тут же понял, что отныне и навсегда Анири (или
Анеле) стала ЙОННЕВТСНИДЕ.
Он даже не стал задумываться над тем, плохо это или хорошо. Он ведь не
хотел менять свою жизнь. Она ему нравилась и такой: работа, семья, отпуск у
тещи в деревне. Может быть, в тот момент ему просто надо было закрыть глаза,
постоять несколько секунд, дождаться, пока Анеле не затеряется в толпе, - и
продолжить свой беззаботный путь, свое плавание.
Эти мысли промелькнули и исчезли. Он стоял столбом и глядел на нее во
все глаза. Блондинка тоже остановилась и тоже взглянула. Взгляд был очень
серьезным. Она глядела строго, как учительница. Нет, как завуч. Посмотрела
- и пошла дальше.
Он понял, что она может исчезнуть, пропасть навсегда, и задохнулся от
внезапного сердцебиения. Потому, что она может исчезнуть, а он останется
жить здесь, в этом дне и в этом пространстве, навсегда, навсегда... И еще он
вдруг понял, что живет не так, совсем не так, как надо. Вот уже много-много
лет. Он живет спокойно. Да, слишком спокойно. Он может спокойно прожить свою
спокойную постылую жизнь, пока жизнь плавно не перейдет в смерть.
(Спустя три недели, когда он ударил Анеле тяжелой чугунной сковородкой
в висок, он тоже ни о чем не думал. Все происходило само собой. Он ударил,
она отлетела к стене, ударилась головой, лицо ее стало белым, как кафель, о
который она ударилась. Она сползла на пол, легла на нелепо подвернутую руку.
Голова откинулась. Будто сломалось что-то внутри. Как у куклы.
Он уронил сковородку и присел рядом. Сквозь шум в ушах он что-то
говорил ей, пытался перекричать нараставший внутри него вой, а потом стал
бинтовать ей голову. Руки ходили ходуном, он не смог перебинтовать толком, и
когда взял ее на руки и понес к дивану, конец бинта, черный от крови, чертил
по полу тонкую полоску. Будто трещина прошла сквозь дом. Нет, сквозь жизнь,
разломив на две половины, как хлеб, время и пространство. Анеле лежала на
диване, все в той же безжизненной позе, а он стоял рядом. Стемнело за окном.
Он стоял по пояс в темной воде Ахеронта и обеими руками держал вырывавшуюся
узкую лодку, прямоугольную, из досок. Анеле была в белом платье. Глаза были
закрыты. Она должна была плыть. А он не пускал, хотя течение рвало лодку из
рук, прямо выворачивало руки, но он крепко стоял, и черные волны не могли
сбить его с ног.
А потом стемнело совсем, и ему казалось, что вокруг, на темной воде,
качается множество похожих дощатых лодок, и в каждой лежал то старик, то
юнец, то женщина, то ребенок. Они плыли во тьму, к тому берегу, на котором
кончаются воспоминания. И тогда он отпустил ее. Пусть она плывет с миром.
Кто он такой, чтобы нарушать законы жизни и смерти?.. Он сказал: "Плыви!").
В тот субботний день он пришел домой, побросал в чемодан
