Снегов Сергей Александрович - Огонь, Который Всегда В Тебе
Сергей СНЕГОВ
ОГОНЬ, КОТОРЫЙ ВСЕГДА В ТЕБЕ
1
Создателем индивидуальной музыки общепризнан Михаил Потапов. На
концерте Потапова - он состоялся первого мая 2427 года по старому
летосчислению - изумленное человечество познакомилось с новой и такой ныне
популярной формой музыкального самозвучания (Потапов, как известно,
употреблял термин "музыкальное самопознание"). Но не стоит думать, что
новая форма музыки появилась сразу, как Афродита из морской пены. У
великого творения Потапова есть не только история, повествующая о том, как
оно заполонило в короткий срок умы и чувства, но и предыстория - и, к
сожалению, трагическая.
Недавно разбирали архив известных физиков прошлого века - братьев
Генриха и Роя Васильевых. Среди прочих документов нашли в нем и материалы,
которые бросают свет на истоки индивидуальной музыки. Материалы эти будут
опубликованы в сорок седьмом круге пленок "Классики науки", а здесь мы
воспроизведем лишь речь Роя на собрании членов Общества классической
музыки. Речь эта никогда не передавалась в эфир и не печаталась на
официальных пленках общества. Возможно, это объясняется тем, что
классическая музыка, сегодня снова имеющая немало поклонников, в те годы
была почти полностью позабыта и собрания ее немногочисленных адептов не
привлекали к себе широкого внимания.
Ниже дан сохранившийся текст речи; начало, к сожалению, утрачено.
"...Это произошло незадолго перед последней болезнью Генриха. Он уже
прихварывал: ранения, полученные при загадочной аварии звездолета на
Марсе, - тайна, впоследствии им же с таким блеском распутанная, - были
залечены, но не преодолены. Внешне Генрих оставался бодрым, красивым,
быстрым, но я уже смутно догадывался, куда идет дело, и в один нехороший
день - я потом объясню, почему он нехорош, - силой вытащил брата из
лаборатории.
- Ты дурак, Генрих, - сказал я. - А я скотина. Не спорь со мной. Я не
терплю преувеличений и если говорю, то объективную истину.
- Я не спорю, - возразил он кротко. - Но я хотел бы знать, что тебе
от меня надо?
- Сейчас мы выйдем наружу. И будем ходить по городу. И погуляем в
парке. А возможно, слетаем на авиетках к морю и покувыркаемся на волне. И
если мы этого не сделаем, я буду чувствовать себя уже не скотиной,
равнодушно взирающей, как брат неразумно губит себя, а прямым убийцей.
Он с минуту колебался. Он глядел на приборы с грустью, словно
расставался с ними надолго. Мы в это время исследовали записи второго
механика звездолета "Скорпион", единственного человека, оставшегося в
живых после посадки галактического корабля на планетку Аид в системе Веги.
Загадок была масса, многие не разъяснены и поныне, а тогда все казалось
чудовищно темным.
Генриху не хотелось бросать эту работу ради прогулок, мне тоже не
хотелось, но это было необходимо, так ослабел Генрих. И я бы за шиворот
оттащил его от приборов, если бы он не уступил.
Но он покорился, и мы вышли за город. Я не буду описывать прогулку.
Самым важным в ней, как вскоре выяснилось, было то, что, на общую нашу
беду, мы повстречали в парке Альберта Симагина.
Он несся по пустынной аллее, словно запущенный в десять лошадиных
сил. У него был полубезумный вид, рот перекосился, он молчаливо, без слез,
плакал на бегу. Генрих остановил Альберта. Генрих дружил с ним еще в
школе. Мне же в Альберте не нравилась несдержанность, слишком громкий
голос, глаза тоже были нехороши: я не люблю хмурых глаз.
- Откуда и куда? - добродушно спросил Генрих. Я особо подчеркиваю
добродушие тона, с
