Соболев Леонид Сергеевич - Экзамен
Леонид Сергеевич Соболев
Экзамен
"Жорес" возвращался из похода. Шторм утих, и к осту от Шепелевского
маяка открылась спокойная, удивительно ровная гладь, начинающая по-вечернему
отблескивать сталью.
С обоих бортов потянулись низкие берега, определяя собой путь в горло
залива - в Кронштадт, - и скоро прямо по носу, низко над водой, вдруг
вспыхнула и, дрогнув, ослепительно засияла в закатных лучах золотая точка -
купол Морского собора. Мягкий, как бы усталый ветер дул в лицо, и в
спадающих его порывах дымовые трубы обдавали мостик теплым, пахнущим краской
током воздуха и утробным своим урчанием.
Белосельский стоял на правом крыле мостика, втиснув крупное тело между
штурманским столом и парусиновым обвесом поручней. После того, что произошло
в походе, ему хотелось малодушно спрятаться в каюте и не показываться никому
на глаза.
Собственно говоря, ничего особенного не произошло. На походе командиру
вздумалось провести ученье "человек за бортом". Для этого с мостика кинули
за борт связанную койку, вахтенный комендор выпалил из пушки, дежурные
гребцы бросились к вельботу, довольно быстро спустили его на воду, но в
горячке вместо кормовых талей* выложили сперва носовые, чего, конечно, не
следовало делать, ибо миноносец имел еще порядочный ход вперед. Вельбот
развернуло задом наперед, ударило волной о борт "Жореса", причем сломало две
уключины, одно весло и придавило пальцы минеру Трушину.
______________
* Тали - блоки, которыми поднимают на борт шлюпку.
Ученье не состоялось, боцман хмуро осматривал поднятый обратно на
ростры поврежденный вельбот, Трушин ходил уже с перевязанной рукой и мечтал
о двухнедельном отпуске по комиссии, а койка вместе с заключенным в ней
пробковым матрасом бесследно затерялась в волнах Финского залива.
Все это, вместе взятое, называлось на кают-компанейском языке
"военно-морским кабаком", случалось десятки раз и ничего, кроме смеха,
вызвать бы не могло, если бы спуском шлюпки распоряжался любой из командиров
"Жореса", кроме Белосельского, и если бы этот поход не был первым походом
его на "Жоресе". Но то, что Белосельский был одним из тех, кого в
кают-компаниях иронически называли "красными маршалами", придавало этому
невинному эпизоду неприятный оборот.
"Красными маршалами" бывшие офицеры прозвали академиков приема 1922
года: это были матросы, только что вернувшиеся с гражданской войны
командующими, начальниками штабов, комиссарами флотилий и кораблей и
пришедшие теперь в академию, где для них был создан специальный
подготовительный курс. На лето их расписали по кораблям для стажировки в
средних командирских должностях, и Белосельский попал на "Жорес" старшим
помощником командира.
Он мог управлять артиллерийским огнем целой флотилии, мог составить
план операции, несущий разгром противнику (свидетельством чего был его
орден), но спустить на волне шлюпку - что умел сделать любой из командиров и
старшин "Жореса" - он не смог. В башне линейного корабля, где он провел все
три года царской войны комендором, потом унтер-офицером, в Центробалте, на
миноносце, где он был комиссаром, в боях на Волге, в штабе Каспийской
военной флотилии некогда было обучаться шлюпочному делу. И все эти мелочи
морского дела, привычные с детства морскому офицеру, для него оставались
такими же неизвестными, как молекулярное строение тех снарядов, которыми он
отлично умел попадать в корабли противника. Именно поэтому партия направила
его в академию, и именно поэтому подготовительный курс академии в
