Библиотека в кармане -русские авторы

         

Соболев Леонид Сергеевич - Невеста


Леонид Сергеевич Соболев
Невеста
В те дни, когда в палате дежурила Люба, все мы были в отличном
настроении. Ласковая и живая, она влетала в палату утром в мягких своих
тапочках - неслышный, но видимый солнечный луч. Мороз еще пылал на ее щеках
ярким холодным пламенем, смешливые, почти детские глаза блестели оживленно,
и безногий майор, с койки неизменно возглашал:
- "Девичьи лица ярче роз..." Любочка, выходит, дальше надо жить?
- Обязательно! - звонко отвечала она, дуя на замерзшие пальцы.
Заложив руки за спину, она прижималась к черной большой печке - белая
тоненькая фигурка, деловитая серьезность которой была по-детски уютна и
трогательна. Грея руки, она со скоростью тысячи слов в минуту болтала обо
всем: об утренней сводке, о происшествиях с сырыми дровами, о том, что
варится к обеду на кухне, о вчерашнем кино. И утихали постепенно стоны, и
лица, сведенные судорогой боли, прояснялись, и надоевший, скучный больничный
воздух палаты свежел, и легчало горе, и улыбались мысли.
Потом она прикладывала тоненькие пальцы к шее, проверяя, согрелись ли
они, прямой носик ее озабоченно морщился, она оглядывала палату быстрым
взором хозяйки, соображающей, с чего начать день, - и подходила к койкам.
Она умела быстро и ласково делать все - вымыть голову, не уронив ни
капли воды на подушку, поправить повязку, написать письмо тем, у кого не
работали руки или глаза, вовремя уловить ухудшение и вызвать врача, цепко и
страстно бороться за жизнь раненого в час опасности, утешить и успокоить
того, кто, казалось, потерял покой, и погрузить его в тихий, облегчающий
душу сон.
Мы все любили ее, а может быть - все были влюблены. Но ревности вход в
нашу палату был запрещен. И если в свободную минуту Люба присаживалась к
кому-либо из нас поиграть в подкидного дурака, все знали, что именно у него
сегодня тяжело на сердце, тяжелее, чем у других.
В этот день я был по праву первым кандидатом на дурака. Ночь я не спал,
нервничая по причинам, не относящимся к рассказу, и утром смог солгать ей
лишь улыбкой, а не глазами, отвечая на приветствие. Удивительно, как эта
юная женщина, почти девушка, чувствовала в чужой душе неладное. Она лишь
мельком взглянула на меня, но, закончив обход, безошибочно подошла к моей
койке с колодой в руках.
Однако игра не вышла. Нынче детские ее губы порой опускались в горькой
складке, веселые глаза были печальны, и мне вдруг показалось, что ей
много-много лет. Карты бесполезно остались лежать, темнея на белом одеяле
десяткой пик, символом горя, и мы разговорились негромко и откровенно.
Ее муж, капитан-танкист, воин большой смелости, уже награжденный
орденом, пропал без вести. Месяц она не могла отыскать его след. Долгий
месяц эта женщина влетала к нам смеющимся солнечным лучом, а между тем душа
в ней ныла и сердце сжималось, и по ночам она плакала в общежитии, стараясь
не разбудить подруг.
Вчера она нашла давнего друга мужа, большого танкового начальника. Он
взял ее руку и сказал:
- Люба, обманывать не буду. Павел остался в окружении. Прорвались все,
он не вернулся. - Он не дал ей заплакать и сжал руку. - Спокойно, Люба. Он
может вернуться. Понимаешь - надо ждать. Конечно, это большое искусство -
ждать. Я обещаю тебе сказать, когда ждать будет больше не нужно.
Я смотрел на нее и искал в себе ту силу, которой была наделена эта
женщина. Перед этим горем я забыл о своем, но слов - тех слов утешения и
надежды, которые с такой великой щедростью она шептала всем нам, - я не мог
найти в корявой, не





Содержание раздела