Солженицын Александр И - Пресс-Конференция В Стокгольме
Александр Солженицын
ПРЕСС-КОНФЕРЕНЦИЯ В СТОКГОЛЬМЕ
12 декабря 1974
Александр Солженицын. Итак, здравствуйте, господа. Мы с вами давно,
давно не виделись. Собственно, никогда не виделись... Очень долгое время
избегали вы меня, а потом избегал я вас. Только сегодня вот нам естественно
встретиться и досыта наговориться. Вы избегали меня тогда, когда я сидел в
лагере, жил в ссылке, был никому не известным рязанским учителем; и тогда,
однако, я провёл главную свою работу.
А с момента, когда был напечатан "Один день Ивана Денисовича",
корреспонденты хотели видеть меня и беседовать со мной. Однако тут я стал
решительно, очень упорно избегать встреч с корреспондентами, и 9 лет вообще
не встречался, не давал ни одного интервью, не так много дал и с тех пор.
Это не просто образ, когда я говорю, что вы меня избегали многие годы; я
хочу сказать, что сегодня в Советском Союзе существует много людей, которые
могли бы чрезвычайно важные дать интервью. Однако эти люди, ещё
неизвестные, не интересуют западных корреспондентов. Иногда бывает, как вот
недавно: Леонид Бородин дал интервью западным корреспондентам (это было
агентство, кажется, "Рейтер"), а само агентство говорит: "Не нужно нам
этого вашего интервью, кто он такой?" Так и не напечатали. Или вот случай
со Светланой Шрамко из Рязани - я писал о ней в "Нью-Йорк Таймс"; она была
посажена в психиатрическую больницу за то, что боролась против загрязнения
рязанского воздуха. Ей удалось обмануть тюремщиков, она притворилась
покорной, раскаянной... Её выпустили. Тогда она поехала в Москву и
позвонила по телефону корреспонденту "Нью-Йорк Таймс". И вот мы услышали
крик горла, которое душат. А с тех пор она канула в неизвестность, и где её
сейчас мучат, что с ней делают - мы не знаем, и может быть не скоро узнаем.
Я хочу сказать, что сейчас в Советском Союзе вы упускаете, может быть,
самые интересные интервью, может быть, более интересные, чем со мной. А
почему я избегал корреспондентов, я тоже вам объясню, хотя многие понимают
и так. Ну, не успели напечатать "Один день Ивана Денисовича", как ко мне
какое-то агентство обратилось с таким вопросом: что я скажу по поводу того,
как Хрущёв вышел из кубинского кризиса? Это я, рязанский учитель, за день
до того неизвестный, еле держусь на ногах, - должен ответить скорей на
такой вопрос!.. Ну, я, конечно, избегнул ответить на этот вопрос, и потом
на множество таких других.
Я не давал интервью потому, что, хотя слишком много я мог сказать, всё
это пошло бы в западной прессе только для удовлетворения любопытства
читателей, а у нас в Советском Союзе пошло бы против меня, то есть помешало
бы моей литературной работе и той борьбе, которую мне навязали в Советском
Союзе преследованиями.
Странно, что некоторые западные корреспонденты и по сегодняшний день
не понимают этой ситуации. Вот, например, летом этого года, когда Никсон
был в Москве, слушаю по "Голосу Америки", корреспонденты говорят: "мы пошли
по улице и стали спрашивать простых советских людей, что они думают о
визите Никсона и о разрядке напряжённости"! Я не знаю, чтo это - наивность
или цинизм? Вы можете идти по улицам западных городов и спрашивать мнение
простых людей, вам ответят; но советский человек, идя по улице, когда к
нему подошёл иностранный корреспондент и задаёт вопрос, прекрасно знает,
что тут сзади идут гебисты, и только корреспондент отойдёт, - если он не
так ответил, человек, его тут же и схватят... Вот я и говорю, чтo же это -
наивность корре
