Стаднюк Иван - Человек Не Сдается
Иван Фотиевич СТАДНЮК
ЧЕЛОВЕК НЕ СДАЕТСЯ
1
Вагон мягко вздрагивал на стыках рельсов и дробно пристукивал
колесами. За окном стелилось зеленое с сизыми проседями тумана поле. Затем
поплыли отцветшие сады, среди которых белели под соломенными замшелыми
крышами мазанки. Под самым окном замигал крынками и горшками на кольях
хворостяной с крутобедрым изгибом плетень, где-то внизу тускло блеснула
взлохмаченная ветром заводь с раскоряченными ветвями затонувших верб.
Петр Маринин был в купе один. Час назад он проснулся, и первая мысль,
пришедшая в голову, заставила его радостно засмеяться. Ведь не надо, как
было два года подряд, суматошно вскакивать с постели, торопливо одеваться,
чтобы успеть через три-четыре минуты после подъема встать в строй. Можно
лежать сколько душе угодно, не боясь грозного окрика старшины или
замечания дежурного по роте. И тем не менее Петр вскочил с постели быстро,
как по тревоге, оделся, умылся и только позволил себе не сделать
физзарядку, хотя отдохнувшие за ночь мышцы сладко ныли, требуя разминки.
И вот он, накинув на плечи плащ, сидит у открытого окна, наблюдая,
как там, за вагоном, разгорается утро, как по земле рассыпается под первым
лучом солнца росное серебро.
Не верилось, что это он едет в поезде — вчерашний курсант
военно-политического училища, что это на его гимнастерке, если поднять
руку и потрогать петлицы, холодят пальцы два квадратика, а на рукаве горит
красная звезда с золотыми серпом и молотом... Да, теперь он уже не
рядовой, а политработник, младший политрук. И не будет больше для него
казармы, строгого старшины, не будет привычных и так надоевших команд:
«Подъем», «Строиться», «Шагом марш», и многого другого не будет, без чего
немыслима курсантская жизнь и вполне мыслима жизнь младшего политрука,
самостоятельного человека, назначенного на солидную для
двадцатидвухлетнего парня должность секретаря газеты мотострелковой
дивизии.
Петр с благодарностью вспомнил старшего лейтенанта Литвинова — своего
командира роты в училище. Это он выхлопотал у начальства для него,
Маринина, разрешение сделать по пути к месту службы короткую остановку в
Киеве, чтобы повидаться с Любой...
При мысли о Любе, о скорой встрече с ней гулко забилось сердце,
стиснутое радостью — безотчетно-тревожной и нетерпеливым желанием быстрее
оказаться там, в Киеве... И чем ближе встреча, тем беспокойнее, что
окажется она не такой, какую видел в мечтах. Ведь сколько раз уже так
бывало: задумает одно, а получается все наперекор. Вроде судьба, если есть
она, испытывает его сердце, его мужское самолюбие и делает все так, чтобы
не Люба страдала по нему, а он терзался оттого, что счастье, казавшееся
таким близким, вдруг исчезало, как мираж, и снова манило к себе откуда-то
издалека...
Они вместе с Любой кончали десятилетку. Маринин мыслями уносится в
родной Тупичев (есть такое село на Украине), вспоминает, как все было.
...После десятилетки условились продолжать учиться в Харькове: она в
институте иностранных языков, он в институте журналистики. Уехал Петр из
Тупичева к брату в Чернигов, где и готовился к поступлению в институт.
Переписка с Любой прервалась. Но это не беда, раз они скоро должны были
встретиться в Харькове.
Однако в Харьков Люба не приехала. Только потом узнал Петр, что мать
уговорила ее поступить в Киевский медицинский институт: и к дому ближе, и
родичи в Киеве живут.
Но и с этим можно было смириться: существовала же почта, летние
каникулы. Верил Петр в скупые — вполнамека, с
