Станюкович Константин Михайлович - Севастопольский Мальчик
Константин Михайлович Станюкович
Севастопольский мальчик
Повесть из времени Крымской войны
{1} - Так обозначены ссылки на примечания соответствующей страницы.
В повести нашла отражение оборона Севастополя в период Крымской войны
1853-1856 гг.
Мальчиком Станюковичу довелось быть не только свидетелем, но и
посильным участником севастопольской обороны.
Писатель-демократ рассказал о героизме русского солдата и в то же время
вскрыл военную и экономическую отсталость крепостнической России, которая и
привела к поражению в Крымской войне.
СОДЕРЖАНИЕ
Севастопольский мальчик
Примечания А.Вансловой и В.Вильчинского
ГЛАВА I
I
На окраине красавца Севастополя, поднимающегося амфитеатром, на склоне
горы, лепились белые домишки матросской слободки, в которой преимущественно
жили жены и дети матросов и разный бедный люд.
Перед одной из хаток, в роскошное сентябрьское утро 1854 года, стоял
черномазый пригожий мальчик, здоровый и крепкий, с всклокоченными кудрявыми
волосами и с грязными босыми ногами, в не особенно опрятной старой
"голландке" и в холщовых, когда-то белых штанах.
На вид мальчику можно было дать лет двенадцать-тринадцать. Его
загорелое лицо, открытое и смелое, с бойкими глазами, дышавшими умом, было
озабочено.
По-видимому, мальчик кого-то поджидал, не отводя глаз с переулка,
спускавшегося в город. Только изредка не без зависти взглядывал на средину
узкой улицы слободки, где неподалеку играла в бабки знакомая компания. В ней
"черномазый" был признанным авторитетом и в бабках, и во всех проказах, и в
разбирательствах драк и потасовок.
К нему уже прибегала депутация звать играть в бабки, но он
категорически отказался.
- Маркушка! - вдруг долетел из открытого оконца слабый, глухой женский
голос.
Черномазый мальчик вбежал в хату и подошел к кровати, стоявшей за
раскрытым пологом, в небольшой комнате с низким потолком, душной и спертой.
Под ситцевым одеялом лежала мать Маркуши, матроска с исхудалым, бледным
лицом, с красными пятнами на обтянутых щеках, с глубоко впавшими большими
черными глазами, горевшими лихорадочным блеском.
Она прерывисто и тяжело дышала.
- Не идет? - нетерпеливо спросила матроска.
- Не видно, мамка! Верно, придет...
- Не зашел ли в питейный?
- Там нет... Бегал... Тебя знобит, мамка?
- То-то знобит. Прикрой, Маркушка!
Маркушка достал с табуретки старую шубейку, подбитую бараном, и накрыл
ею больную.
Затем он поднес ей чашку с водой и заботливо проговорил:
- Выпей, мамка. Полегчает.
И с уверенностью прибавил:
- Скоро поправишься... Вот те крест!
И Маркушка перекрестился.
Больная ласково повела красивыми глазами на сына и отпила несколько
глотков.
- Разве что не спустили тятьку с "Констенкина" по случаю француза...
Видимо-невидимо пришло их на кораблях в Евпаторию с солдатами. Хотят шельмы
на берег...
- Наши не допустят!.. - возбужденно проговорила матроска, сама
торговавшая до последних дней на рынке разной мелочью. Как почти все на
рынке, она повторяла, что французы и англичане не осмелятся прийти к нам, а
если и осмелятся, то их не пустят высадиться на берег, и союзники с позором
вернутся.
Разумеется, эти толки на рынке были отголоском того общего мнения,
которое высказывала большая часть севастопольского общества.
Хоть Маркушка, как и подобало шустрому и смышленому уличному мальчишке,
и видал на своем коротком веку кое-какие виды и кое-что слышал на Графской
пристани и на бульваре, куда бегал слушать музыку по вечерам, - но еще не
знал, что французы, англи
