Сухих Владимир - Последнее Средство
Владимир Сухих
Последнее средство
Шаман был стар, очень стар. На глаз ему можно было дать лет девяносто.
А может быть и все сто. Мелко тряся белой, как лунь головой, он тщательно
осматривал больного. Перед тем, как начать простукивать грудную клетку, он
даже заставил того раздеться.
- Сразу видно, старой школы мастер, - прошептал заворожено тощий
длинный мужик в грязном балахоне, осторожно подвинувшись к очагу, где над
огнем висел большой котел с кипящим варевом. Тени, подчиняясь движению
пламени, причудливо метались по облезлым кирпичным стенам комнаты. На
полках и полочках ближе к мутному оконцу стояли большие банки с
заспиртованными змеями и лягушками, в банках поменьше плавали пиявки. Под
потолком висели березовые веники, пучки сушеного зверобоя, подорожник. В
темных углах возле коробок с какими-то кореньями бегали и пищали мыши.
Целитель, чтобы лучше рассмотреть больного, дрожащими руками зажег возле
него большую сальную свечу.
- Дорого возьмет, всю картошку придется нынче продать. И так уж все
продали, а толкуто нетути. Зачахнет мужик-от скоро совсем, - злобно
пробурчала замотанная в козий платок тетка, приведшая своего мужа.
- Зато этот вылечит, точно говорю, - продолжал шептать длинный мужик, -
сам всю жисть хвораю. Где меня только не целили. Даже сам Красномордый у
Гнилого озера. Знатный шаман! Но этот лучше, точно говорю.
- Знаю я тебя, брехуна старого. Иди-ка лучше соломы в телегу принеси,
да коня покорми, нынче ишшо домой не поедем, - немного приободрилась баба:
- Да не вздумай в трактир завернуть, все бы тебе по телевизиру голых баб
смотреть. Нажрешься там водки паленой, а мужика кто повезет?
- Че, каких баб. С детства видак не люблю, - буркнул длинный мужик,
прикуривая самокрутку от уголька. Денег на зажигалку он не тратил.
Шаман между тем долго прощупывал пульс больного, послал
мальчика-подмастерья за длинной деревянной трубкой и, прикладывая ее к
своему уху, снова прослушал грудную клетку. Заставил пациента помочиться в
принесенную белую чистую миску и внимательно рассмотрел мочу под свечой.
Немного погодя залез больному ложкой в рот и, тоже освещая свечой,
рассмотрел горло. После чего заставил больного сплюнуть в другую чистую
миску и рассмотрел ее тоже.
Действительно, до этого ни один шаман так не делал. Рубиновые циферки
часов, как маленькие горящие глазки вампира, помаргивая, отсчитывали на
экранчике в углу уже второй час с того момента, как шаман начал осмотр
больного.
- Вы зачем ко мне пришли? - дребезжащим старческим голосом спросил
шаман бабу в козьем платке.
- Дак как-же кормилец! Ничо ведь не помогат! - заголосила баба, - уж у
кого только не бывали! У Рогатого были, у Крысы были, к Петровскому в
город даже ездили, ничо не помогат!
- Крыса, Рогатый, Красномордый, тьфу-ты гадость какая, - тряся головой,
задребезжал шаман: - Петровский чего говорит? Его одного еще уважаю,
способный был, хоть и балбес.
- Корешки заваривать прописал, порошок какой-то из города, корову за
него отдали, кормилец, - голосила баба.
- Порошок какой? - дребезжал шаман.
- Вот, кормилец! - тетка размотала клубок из грязных тряпок и подала
шаману яркий пузырек.
- Ты читать умеешь? - проскрипел шаман, поднеся пузырек к огоньку свечи.
- Дак что ты кормилец, куды уж нам. Мать-то еще в школе училась, а мне
уж не довелось, нет.
- Сколько говоришь, отдали за порошок? Корову? - продребезжал шаман, -
Тьфу! Когда мне было двадцать пять лет, это стоило рубль! Помнишь про
такие деньги?
- Помню ко
