Сухоруков Дмитрий - Богоборец
Дмитрий Сухоруков
Богоборец
"...И пьяной стриптизершей, извивающейся у шеста,
плясали в небесах звезды", вспомнилась ей вдруг
прочитанная где-то фраза.
Катя понятия не имела, как извиваются пьяные
стриптизерши, да и не особенно стремилась узнать, но
подозревала, что это единственный отсутствующий у нее
признак смертельной усталости. Она еще раз посмотрела в
клубящуюся над головой искристую черноту, и под ногой
сразу что-то подвернулось. "Упаду - не встану", успела
подумать она, судорожно гребя песок заплетающимися
ногами, и не упала. Остановившись, глубоко вдохнула,
попробовала было на миг задержать дыхание, но рвущиеся
легкие хотели только одного - качать, качать, качать
через себя холодный плотный воздух. (Дано: молодая дура в
гостях у троюродной тетки плюс идиотка Лариска с
дурацкими подначками. Спрашивается: какого черта молодой
дуре понадобилось клевать на дурацкую подначку и переться
среди ночи в пустыню? Ответ: потому что дура.) Она снова
глубоко вздохнула, восстанавливая дыхание, и с мысленным
стоном велела ногам переставляться дальше. Звезды
покачнулись с боку на бок, в кроссовках вновь заскрипел
набившийся песок. О сбитых ногах Катя перестала жалеть
полчаса назад - или вечность, сопоставить эти два
промежутка времени она не могла.
Левой, правой, левой, правой. Она смахнула свинцовой
рукой заливающий глаза пот и покосилась направо. Зарево
по-прежнему было там - бледное пятно холодного умирающего
света в полнеба. Значит, не сбилась, хоть это радует.
Правильной дорогой идете, товарищи. Откуда это? Hе помню.
Левой, правой. Елки-палки, а если это что-то другое
светится? Холодная молния прошибла внезапно ослабшее тело
от горла до сбитых пяток и угнездилась где-то в животе.
Снова остановившись, она завертела по сторонам головой.
Hет, показалось. А это что?
Вдали на песке отчетливо мерцало отблесками пламя
маленького костра, освещая лежащую на боку белесую
цилиндрическую тушу и сидящую рядом человеческую фигурку.
Катя почувствовала прилив сил. Оказывается, рвущиеся
легкие и сбитая пятка - вовсе не самая большая в мире
беда. Оказывается, хуже всего - одиночество и темнота.
Костер обещал избавление и от того, и от другого.
Припадая на саднящую пятку, она, как раненая бабочка,
заковыляла к свету.
Белесый цилиндр вблизи оказался наполовину ушедшей в
песок старой цистерной с трогательными остатками грозной
надписи "Осторожно, гептил!" на порченом ржавчиной боку,
а сидящий около человек - таким же древним, как цистерна,
стариком в остатках то ли летного, то ли космического
скафандра. Вернее, от скафандра осталась только рубашка,
а остальное было либо обрезано тупым ножом, либо само
отвалилось от ветхости. Еще на старике были непонятного
происхождения штаны, появление в которых в городе
непременно привело бы к аресту их обладателя за
неблагонадежность, и грязная повязка на голове на
бедуинский манер. Казалось, что он спит, но при звуке
шагов он вдруг распахнул глаза, секунду вглядывался в
темноту и произнес:
- Здравствуй, девочка.
Вообще-то Катя не любила, когда ее называли
девочкой, но сейчас ей было не до того. Она повалилась на
подкосившиеся-таки ноги, блаженно прислонилась спиной к
покатому холодному металлу цистерны и буркнула что-то
вроде "Доброй ночи".
Оценив состояние гостьи, старик, видимо, решил
повременить со светской беседой - подобрал обгоревший с
одного конца сук и разворошил угли. Рой искр бесшумно
вонзился в черноту неба и растаял среди звезд.
- Гордыня, - с
