Токарева Виктория - Мой Мастер
Виктория ТОКАРЕВА
МОЙ МАСТЕР
Однажды в начале лета я шла по березовой роще. В роще бегали и звенели
дети, неподалеку размещался их детский сад.
Мальчик лет пяти сидел на корточках и проверял пальцы на ноге. Рядом
валялся неполный кирпич.
Мальчик поднял на меня большие ошарашенные глаза и возмущенно сообщил:
- Кузюрин уронил мне на ногу кирпич!
- Больно? - посочувствовала я.
Мальчик прислушался к своим ощущениям и честно сообщил:
- Не очень больно. Но все-таки больно. Мне не хотелось уходить от
мальчика, оставлять в трудную минуту. Я спросила:
- Ты кузнечиков видел?
- Конечно, - удивился мальчик. - Их тут полно.
- Некоторых можно обучить играть на скрипочке.
- А зачем? - удивился мальчик.
Это был ребенок-реалист. Он не понимал, зачем кузнечику концертная
деятельность, когда у него совершенно другие жизненные задачи. А я поняла,
что любая сказка должна быть положена на реальность. Иначе это не сказка, а
вранье.
С тех пор прошло много времени. Мальчик вырос, должно быть. А детский
сад как стоял, так и стоит. Без ремонта. Я тоже продвинулась во времени и
попала в другой его кусок. Я - такая же, а время вокруг меня другое.
Я живу не очень давно, но все-таки давно. Мои ровесники уже вышли в
начальники и в знаменитости. Кому что удалось.
Гена Шпаликов ушел раньше своего часа. Не стал ждать. Надоело. Ему
досталось вязкое время.
Однажды мы с ним встретились на телевидении. Он спросил:
- Что ты здесь делаешь? Я сказала:
- Работаю штатным сценаристом.
- Нечего тебе здесь делать. Иди домой.
Второй раз он увидел меня с моим соавтором. Спросил:
- Что ты возле него делаешь? Я сказала:
- Нахожусь под обаянием личности.
- Нечего тебе делать под его обаянием. Иди домой.
Он оказался прав. Мне не надо больше работать на телевидении, тратить
время и душу. Мне не надо было соавторствовать, размывать свои способности.
Мне надо было идти домой. И писать. Тогда я это не понимала, а он понимал.
И за меня. И за себя.
Как-то я встретила его в сберкассе. От него пахло третьим днем запоя.
Между прочим, не противный запах. Даже приятный. Немножко лекарственный.
Гена молод, но знаменит, что редкость для сценариста. С ним работают
лучшие режиссеры.
- Ты вкладываешь деньги? - догадалась я. Он хмуро посмотрел на меня и
спросил:
- Похож я на человека, который вкладывает деньги?
Он их тратил, равно как и себя самого. Он взял тогда пятнадцать
рублей, из них пять подарил кассирше. Он дарил себя направо и налево. Не
жалко.
Он тогда сказал:
- Посиди со мной в кафе.
- Не могу. Дела, - отказалась я.
- Я прошу тебя. Один час.
Я пошла с Геной в кафе. Как на ленинский субботник. Не хочется, но
надо. Он читал стихи. К нам за стол села девочка-школьница. Он и ей читал
свои стихи. Все мои бесконечные дела и делишки осыпались, как картофельная
шелуха. А этот час в кафе - на всю жизнь.
Это был час высоты.
Он уже начинал уходить от всех нас и прощался с каждым по очереди. И
со мной в том числе. И с незнакомой девочкой.
Его нет, а как бы жив. А некоторые живут, но как бы умерли. Ничего о
них не слышно, хотя они что-то делают. Но вроде как и не делают.
А некоторые получили от времени вторую молодость и сегодня в свои
пятьдесят и шестьдесят моложе, чем были, честнее, интереснее.
Пузатый вышибала, режиссер-неудачник, которого никто и никогда не
видел трезвым, превратился в мощного бизнесмена, продюсера, официального
миллионера. Он меняет "мерседесы" и плащи в зависимости от времени года.
Весной белый плащ, осенью - зеленый. М
