Толстой Алексей Константинович - Аэлита (Закат Марса)
Алексей Толстой.
АЭЛИТА. (Закат Марса.)
СТРАННОЕ ОБЪЯВЛЕНИЕ
В четыре часа дня, в Петербурге, на проспекте Красных Зорь, появилось
странное об'явление, - небольшой, серой бумаги листок, прибитый гвоздиками
к облупленной стене пустынного дома.
Корреспондент американской газеты, Арчибальд Скайльс, проходя мимо, увидел
стоявшую пред об'явлением босую, молодую женщину, в ситцевом, опрятном
платье, - она читала, шевеля губами. Усталое и милое лицо женщины не
выражало удивления, - глаза были равнодушные, ясные, с сумасшедшинкой. Она
завела прядь волнистых волос за ухо, подняла с тротуара корзинку с зеленью
и пошла через улицу.
Об'явление заслуживало большого внимания. Скайльс, любопытствуя, прочел
его, придвинулся ближе, провел рукой по глазам, перечел еще раз:
- Twenty three, - проговорил он, наконец, что должно было означать: "Чорт
возьми меня с моими костями".
В об'явлении стояло:
"Инженер, М. С. Лось, приглашает, желающих лететь с ним 18 августа на
планету Марс, явиться для личных переговоров от 6 до 8 вечера. Ждановская
набережная, дом 11, во дворе".
Это было написано - обыкновенно и просто, обыкновенным чернильным
карандашом. Невольно Скайльс взялся за пульс, - обычный. Взглянул на
хронометр: было десять минут пятого, стрелка красненького циферблата
показывала 14 августа.
Со спокойным мужеством Скайльс ожидал всего в этом безумном городе. Но
об'явление, приколоченное гвоздиками к облупленной стене, подействовало на
него в высшей степени болезненно. Дул ветер по пустынному проспекту Красных
Зорь. Окна многоэтажных домов, иные разбитые, иные заколоченные досками,
казались нежилыми, - ни одна голова не выглядывала на улицу. Молодая
женщина, поставив корзинку на тротуар, стояла на той стороне улицы и
глядела на Скайльса. Милое лицо ее было спокойное и усталое.
У Скайльса задвигались на скулах желваки. Он достал старый конверт и
записал адрес Лося. В это время перед об'явлением остановился рослый,
широкоплечий человек, без шапки, по одежде - солдат, в рубахе без пояса, в
обмотках. Руки у него от безделья были засунуты в карманы. Крепкий затылок
напрягся, когда он стал читать об'явление:
- Вот этот, вот так, замахнулся, - на Марс! - проговорил он с удовольствием
и обернул к Скайльсу загорелое, беззаботное лицо. На виске у него,
наискосок, белел шрам. Глаза - ленивые, серо-карие, и так же, как у той
женщины, - с искоркой. (Скайльс давно уже подметил эту искорку в русских
глазах, и даже поминал о ней в статье: ..."Отсутствие в их глазах
определенности, неустойчивость, то насмешливость, то безумная
решительность, и, наконец, непонятное выражение превосходства - крайне
болезненно действуют на свежего человека".)
- А вот взять и полететь с ним, очень просто, - опять сказал солдат и
усмехнулся простодушно, и в то же время быстро, с головы до ног, оглядел
Скайльса. Вдруг он прищурился, улыбка сошла с лица. Он внимательно глядел
через улицу на босую женщину, все так же неподвижно стоявшую около
корзинки. Кивнув подбородком, он сказал ей:
- Маша, ты что стоишь? (Она быстро мигнула.) Ну, и шла бы домой. (Она
переступила пыльными, небольшими ногами, и видно было, как вздохнула,
нагнула голову.) Иди, иди, я скоро приду.
Женщина подняла корзину и пошла. Солдат сказал:
- В запас я уволился вследствие контузии и ранения. Хожу - вывески читаю, -
скука страшная.
- Вы думаете пойти по этому об'явлению? - спросил Скайльс...
- Обязательно пойду.
- Но ведь это - вздор, - лететь в безвоздушном пространстве пя
