Толстой Лев Николаевич - Воспоминания
Л.Н.Толстой
ВОСПОМИНАНИЯ
ВВЕДЕНИЕ
Друг мой П[авел] И[ванович] Б[ирюков], взявшийся писать мою биографию для
французского издания полного сочинения, просил меня сообщить ему некоторые
биографические сведения.
Мне очень хотелось исполнить его желание, и я стал в воображении
составлять свою биографию. Сначала я незаметно для себя самым естественным
образом стал вспоминать только одно хорошее моей жизни, только как тени на
картине присоединяя к этому хорошему мрачные, дурные стороны, поступки моей
жизни. Но, вдумываясь более серьезно в события моей жизни, я увидал, что такая
биография была бы хотя и не прямая ложь, но ложь, вследствие неверного
освещения и выставления хорошего и умолчания или сглаживания всего дурного.
Когда я подумал о том, чтобы написать всю истинную правду, не скрывая ничего
дурного моей жизни, я ужаснулся перед тем впечатлением, которое должна была бы
произвести такая биография.
В это время я заболел. И во время невольной праздности болезни мысль моя
все время обращалась к воспоминаниям, и эти воспоминания были ужасны. Я с
величайшей силой испытал то, что говорит Пушкин в своем стихотворении:
ВОСПОМИНАНИЕ
Когда для смертного умолкнет шумный день
И на немые стогны града
Полупрозрачная наляжет ночи тень
И сон, дневных трудов награда, -
В то время для меня влачатся в тишине
Часы томительного бденья:
В бездействии ночном живей горят во мне
Змеи сердечной угрызенья;
Мечты кипят; в уме, подавленном тоской,
Теснится тяжких дум избыток;
Воспоминание безмолвно предо мной
Свой длинный развивает свиток:
И, с отвращением читая жизнь мою,
Я трепещу, и проклинаю,
И горько жалуюсь, и горько слезы лью,
Но строк печальных не смываю.
В последней строке я только изменил бы так, вместо: строк печальных...
поставил бы: строк постыдных не смываю.
Под этим впечатлением я написал у себя в дневнике следующее:
"6 янв. 1903 г.
Я теперь испытываю муки ада: вспоминаю всю мерзость своей прежней жизни, и
воспоминания эти не оставляют меня и отравляют жизнь. Обыкновенно жалеют о
том, что личность не удерживает воспоминания после смерти. Какое счастие, что
этого нет. Какое бы было мучение, если бы я в этой жизни помнил все дурное,
мучительное для совести, что я совершил в предшествующей жизни. А если помнить
хорошее, то надо помнить и все дурное. Какое счастие, что воспоминание
исчезает со смертью и остается одно сознание, - сознание, которое представляет
как бы общий вывод из хорошего и дурного, как бы сложное уравнение, сведенное
к самому простому его выражению: х = положительной или отрицательной, большой
или малой величине. Да, великое счастие - уничтожение воспоминания, с ним
нельзя бы жить радостно. Теперь же, с уничтожением воспоминания, мы вступаем в
жизнь с чистой, белой страницей, на которой можно писать вновь хорошее и
дурное".
Правда, что не вся моя жизнь была так ужасно дурна, - таким был только
один 20-летний период ее; правда и то, что и в этот период жизнь моя не была
сплошным злом, каким она представлялась мне во время болезни, и что и в этот
период во мне пробуждались порывы к добру, хотя и недолго продолжавшиеся и
скоро заглушаемые ничем не сдерживаемыми страстями. Но все-таки эта моя работа
мысли, особенно во время болезни, ясно показала мне, что моя биография, как
пишут обыкновенно биографии, с умолчанием о всей гадости и преступности моей
жизни, была 1000 бы ложь, и что если писать биографию, то надо писать всю
настоящую правду. Только такая биография, как ни стыдно мне
