Томан Николай - Неизвестная Земля
НИКОЛАЙ ТОМАН
НЕИЗВЕСТНАЯ ЗЕМЛЯ
«Неизвестная земля»
«1»
— Уж очень все мрачно, Алеша, — со вздохом произносит Василий Васильевич Русин, дочитав последнюю страницу научно фантастической повести сына, опубликованной в журнале «Мир приключений».
— Но в рукописи тебе это не казалось?
— В рукописи это не звучало так страшно… Ведь не что нибудь — целая планета превращается у тебя в космическую пыль. И не просто планета, а обитаемая, населенная разумными существами… Право же, это ужасно!
Он не смотрит в лицо сына — знает, какое оно, ждет его возражений. Алексей молчит — обиделся, значит… Надо бы утешить, подбодрить его чем то, а он снова:
— Сам не пойму, откуда у меня теперь это чувство страха… Может быть, иллюстрации так повлияли? Художник не поскупился на мрачные тона… Ты, однако, не сердись на меня, Алеша. На обсуждении тебе, наверно, еще и не то скажут. Я ведь и раньше тебе говорил, что в повести твоей много спорного…
— А что у меня спорного? — произносит, наконец, Алексей. — Существование Фаэтона? А есть разве какое нибудь иное объяснение происхождению пояса астероидов между орбитами Марса и Юпитера?
Академик Шмидт считал его, правда, «недоделанной планетой», но почему же тогда астероиды имеют осколочную форму? У него нет на это ответа. А осколочная форма явное свидетельство взрывного их происхождения.
Все это известно и Василию Васильевичу. Существование планеты меж орбитами Марса и Юпитера допускают ведь академики Заварицкий и Фесенков. Не возражает против этого и такой известный астроном, как Воронцов Вельяминов, да и другие ученые.
Может быть, они и правы, но что же тогда погубило эту планету? Почему она развалилась?..
Этот вопрос Василий Васильевич задает сыну вслух.
— А знаешь, почему? — отвечает Алексей. — Да по той причине, что все имели в виду мертвую, необитаемую планету. С нею действительно ничего не могло случиться…
— А с обитаемой? Населенной разумными существами?
— Могло случиться именно то, что описано в моей повести.
Василий Васильевич молчит, хотя доводы сына его не убеждают. Но спорить ему не хочется.
— А я знаю, почему повесть моя не понравилась тебе сегодня, — задумчиво, будто рассуждая вслух, произносит вдруг Алексей. — У тебя, наверно, какие то неприятности на работе…
— У меня лично — никаких.
— Не обязательно у тебя лично. Но случилось ведь что то?
— Да, пожалуй… — помолчав, соглашается Василий Васильевич.
— Что же?
Василий Васильевич отвечает не сразу. Задумчиво ходит по комнате, вздыхает.
— Если это секрет… — прерывает его молчание Алексей.
— Нет, нет, никакого секрета! Просто не знаю, как тебе все это объяснить… А случилось вот что: у одного нашего профессора пропал портфель с научными материалами…
— А ты то тут при чем?
— Да разве в том только дело, при чем я тут или ни при чем? Просто я знаю, сколько труда было вложено в его работу. Он ведь не один день провел в моей библиотеке.
Приходилось даже уступать ему иногда свой кабинет, и он сидел в нем до поздней ночи, заваленный книгами, написанными чуть ли не на всех европейских языках.
— Что же он — полиглот?
— Знает английский, французский и немецкий, а с их помощью нетрудно разобраться и в остальных. Его интересует ведь главным образом математический аппарат, а он универсален.
Не случайно один из наших физиков назвал язык математики «божественной латынью современной теоретической физики». Кстати, это он же назвал книгу Уилера «Гравитация, нейтрино и вселенная» почти религиозным гимном нейтрино.
— А профессор, потерявший портфель с науч
