Трещев Юрий - Близнецы
ТРЕЩЕВ ЮРИЙ
БЛИЗНЕЦЫ
Елена стояла у парты, опустив голову. В классе было шумно, и вдруг воцарилась тишина. Подняв голову, Елена увидела надпись на аспидной доске. Завадский уже приложил к ней руку. Она напоминала змею. Елена невольно отступила и наткнулась на учителя истории. При дневном свете он был похож на тощего ангела, у которого и крылья еще не оперились. Лицо у него было бледное, нос большой, другие черты - мелкие и тонкие. Из-под очков он взглянул на Елену, потом вскользь на аспидную доску. Чувствуя, что краснеет, Елена попыталась изобразить на лице некое подобие улыбки, судорожно всхлипнула и выбежала из класса.
На улице было пасмурно. Шел дождь. Вода стекала со стен, хрипло булькала в водосточных трубах. Елена шла, сама не зная, куда идет. Мысли опьяняли ее, как вино, щеки горели, перед глазами мелькали немые картины, которые собирались в какую-то сомнительную историю.
У невзрачного дома на углу Болотной улицы Елена остановилась и, помедлив, вошла в арку, откликнувшуюся на ее шаги созвучным хором отзвуков. Путаясь в ключах, она открыла дверь черного хода, крадучись поднялась на террасу, повернула налево, потом направо. Дверь в комнату Деда была не заперта. Она редко бывала в этой комнате насквозь пропитанной запахом книг, пыли и одиночества. Ее блуждающий взгляд тронул узкогорлую вазу с букетиком засохших фиалок, скользнул в глубь гардероба с двумя-тремя пустыми плечиками, пробежал по столу, который был завален в беспорядке набросанными письмами, квитанциями, рецептами, пожухлыми вырезками из газет и всем тем, что занимало мысли Деда. Взгляд Елены остановился, наткнувшись на овальный снимок девочки 13 лет с завитыми волосами на висках. Лицо все в веснушках, словно карта звездного неба.
Послышались шаркающие шаги Деда. С ручкой от патефона он шел по коридору, уходящему вглубь дома. Задев плечом зеркало, он замер. Он увидел жену, притаившуюся в темноте стекол, которую похоронил несколько месяцев назад. Она жила как растение, выросшее само по себе. И внешне она напоминала стебель с пурпурным цветком и кудрявыми листьями. Такой она запомнилась Деду. Она была артисткой, играла роли второго плана. Говорили, что она сожительствовала со всеми, с кем играла. На самом деле, у нее почти не было любовных связей, может быть, две или три, оставшиеся в памяти туманными намеками и обещаниями. Она страдала меланхолией и с трудом приспосабливалась и сходилась с теми людьми, с которыми ей приходилось жить...
Дождь усилился. Дед зябко повел плечами. В зеркале уже никого не было. Елена проскользнула в комнату и, закрыв дверь на задвижку, затаилась.
Дед поскребся в дверь. Донеслось его неразборчивое бормотание, смешавшееся с шумом дождя и завываниями ветра в водосточных трубах...
История Деда была темной и запутанной. Его мать умерла от пневмонии, когда ему не минуло еще и 3 лет. В то время мир для него был плоским и не имел ни конца, ни края, а многие вещи еще не были названными, и он с любопытством и страхом показывал на них пальцем. От матери остался только пожелтевший снимок, запечатлевший худую женщину с голыми плечами, сумеречным лицом и выщипанными бровями. Воспитывала Деда тетка по материнской линии, старая дева, полная разочарований и иллюзий и безнадежно и как-то неуклюже, неловко влюбленная в его отца. Она была на 7 лет старше. Между ними иногда происходили сцены. Некоторые из этих сцен Деду удалось подсмотреть. Он видел тетку довольно смутно. Освещение уродовало ее и вещи, которые казались декорациям
