Трифонов Юрий - В Грибную Осень
Юрий Трифонов
В грибную осень
Надя возвращалась с Колюшкой и Витей из Москвы, куда ездили на день
купаться, а Антонина Васильевна оставалась на даче - сентябрь стоял ясный,
грибной, решили пожить до холодов, ребятам последний вольный годик до
школы. Было около семи, уже чуть свечерело, кое-где зажглись окна, а Надя
лишь только зашла с ребятами на участок и стала подходить к дому,
бессознательно заметила темную веранду и темное окно в кухне, что в
следующую секунду показалось ей странным, но не очень, потому что мама
забывчива и могла задремать, хотя обычно она зажигает свет рано. Надя
поднялась по крыльцу, ребята за нею, она постучала в запертую дверь
веранды - никто не отозвался; стала стучать сильнее, потом звать громко,
ребята весело, изо всех сил орали: "Ба-ба! Ба-ба!" - и, сцепив руки,
размахивали ими, глядя друг на друга, как два восторженных дурачка, а
Надино беспокойство вспыхнуло внезапно и жутко, и она задыхаясь сбежала по
крыльцу вниз и стала кричать с клумбы. На втором этаже стукнула ставня,
высунулась белая голова Веры Игнатьевны. Надя спросила, не видела ли Вера
Игнатьевна сегодня маму, старуха ответила, что видела утром: Антонина
Васильевна колола возле сарая полешки. "Зачем же она это делала? -
крикнула Надя с возмущением. - Почему не могла подождать нас? Я столько
раз говорила!" Сердце ее сильно колотилось, она снова взбежала по крыльцу
наверх, стала рвать дверь, та не поддавалась, тогда Надя побежала к дому
Евлентьевых - она задыхалась уже не только от волнения, но и от
физического напряжения, при ее восьмидесяти пяти килограммах и
нетренированном сердце бегать было тяжко. На дверях Евлентьевых висел
замок, но лестничка лежала, как обычно, прислоненная к стенке гаража. Надя
схватила лестничку - правую Надину руку все еще оттягивала сумка с хлебом,
помидорами, бутылками кефира и туфлями мальчишек, взятыми из починки, - и
потащила лестничку к веранде. Ребята стояли притихнув и испуганно смотрели
на мать. "Господи, господи..." - повторяла Надя шепотом. Она бросила сумку
на землю, приставила лестничку к тому месту веранды, где, Надя знала, было
окно, которое легко можно было открыть снаружи, и забралась на лестничку,
толкнула раму, с трудом взгромоздилась коленями на подоконник и рухнула
оттуда на пол веранды с таким громом, что на втором этаже могли подумать,
что опрокинулся гардероб. Хромая от острой боли в ступне, она бросилась к
двери, ведущей в комнаты: кухня была пуста, печка не горела, возле печки
на железном листе, прибитом к полу, валялись лучинки и кусок
полуобгоревшей газеты, в следующей за кухней комнате в странной позе на
полу, прислонившись к краю кушетки и запрокинув голову, сидела Антонина
Васильевна. В ее глазах оставалась жизнь. Антонина Васильевна ждала Надю,
чтоб умереть. Но Надя осознала это позже, а в тот миг, когда она увидела
мать сидящей на полу, когда бросилась к ней, нагнулась, упала на колени,
обняла ее за плечи, закричала: "Мама, я здесь! Я сейчас!" - когда
оглядывалась по сторонам незрячим взором, ища что-то, еще в тот миг не
определенное сознанием, но смертельно нужное, лекарство, или стакан воды,
или книжку с адресом доктора, живущего на 3-й линии, который уехал в
Серпухов, - господи, он же уехал позавчера в Серпухов! - она все делала,
повинуясь какой-то темной, надземной силе, возникшей внезапно, как ураган,
которая с этого мига овладела ею.
В комнате совсем смерклось, но Надя, не зажигая света, одеревеневшими
руками стала втаскивать тело Ан
