Улицкая Людмила - Дар Нерукотворный
Людмила УЛИЦКАЯ
Дар нерукотворный
Во вторник, после второго урока, пять избранных девочек покинули
третий класс "Б". Они уже с утра были как именинницы и одеты особо: не в
коричневых форменных платьях с черными фартуками и даже не в белых
фартуках, а в пионерских формах "темный низ, белый верх", но пока еще без
красных галстуков. Шелковые, хрустяще-стеклянные, они лежали в портфелях,
еще не тронутые человеческой рукой.
Девочки были лучшие из лучших, отличницы, примерного поведения,
достигшие полноты необходимых, но не достаточных девяти лет. Были в классе
"Б" и другие девятилетние, которые и мечтать не могли об этом по причине
своих несовершенств.
Итак, пять девочек из "Б", пять из "А" и пять из "В" надели после
второго урока пальто и галоши и выстроились перед школьным крыльцом в
колонну попарно. Сначала одной девочке не хватило пары, но потом Лилю
Жижморскую затошнило на нервной почве и она пошла в уборную, где ее
вырвало, а затем напала на нее такая головная боль, что пришлось отвести ее
в кабинет врача и уложить на холодную кушетку, - чем восстановилась
парность колонны.
Старшая пионервожатая Нина Хохлова, очень красивая, но косая девушка,
председатель совета дружины взрослая семиклассница Львова,
девочка-барабанщица Костикова и девочка Баренбойм, которая уже год ходила в
Дом пионеров в кружок юного горниста, но еще не научилась выдувать связных
мелодий, а пока умела только издавать отдельно взятые звуки, - встали во
главе колонны.
Арьергард состоял из Клавдии Ивановны Драчевой, которая в данном
случае представляла собой не ту часть себя, которая была завучем, а ту,
которая была парторгом, одной родительницы из родительского комитета с
двумя разлегшимися на плечах развратными черно-бурыми лисицами и
старичка-общественника, знающего, вероятно, тайну хождения по водам,
поскольку его сапоги среди водоворотов непролазной грязи сверкали идеальным
черным лоском.
Старшая вожатая дала сигнал, тряхнув помпоном на шапочке и двумя
мощными кистями на свернутом дружинном знамени, барабанщик Костикова
протрещала "старый барабанщик, старый барабанщик, старый барабанщик крепко
спал", Баренбойм надулась и издала кривой трубный звук, и все двинулись по
мелко-извилистому, но в целом прямому маршруту через Миусы, Маяковку, по
улице Горького к музею. Такие же колонны двинулись от многих школ, как
мужских, так и женских, потому что мероприятие это имело масштаб городской,
республиканский и даже всесоюзный.
Колченогие мускулистые львы, похожие на волков, с незапамятных времен
привыкшие к отборной публике, меланхолично наблюдали с высоких порталов за
шеренгами лучших из лучших и притом таких молодых
- Сколько мальчишек, - неодобрительно сказала Алена Пшеничникова своей
подруге Маше Челышевой.
- Это не хулиганы, - проницательно заметила Маша.
Действительно, мальчики в теплых пальто и завязанных под подбородками
треухах были мало похожи на хулиганов.
- А девочек все-таки больше, - настаивала на чем-то сокровенном и не
до конца выношенном Алена.
Тут их ввели внутрь музея, и у всех дух свело от
имперско-революционного великолепия полированного мрамора, начищенной
бронзы и бархатных, шелковых и атласистых знамен всех оттенков адского
пламени.
Их подвели к гардеробу, и они строем стали раздеваться. Галоши,
кушаки, рукавицы - всего было слишком много. Всем было неловко, и каждому
как будто не хватало по одной руке. По той, которая была занята сверточком
с пионерским галстуком, положить который было некуда.
