Успенский Михаил - Пол-Германии Проехал, Даже В Турции Бывал
Михаил Успенский
ПОЛ-ГЕРМАНИИ ПРОЕХАЛ, ДАЖЕ В ТУРЦИИ БЫВАЛ
"Наш вояж"
Отец до Берлина не дошел - их дивизия свернула сперва в Прибалтику, а потом
в Финляндию. Так что расписаться на Рейхстаге ему не пришлось. А теперь
нельзя. Хотя весь остальной город разукрашен граффити самых разных цветов и
содержания - места живого нет. Либо власти устали с этим бороться, либо
решили, что эти росписи хоть как-то оживят, расцветят город.
Потому что он серый. Это отмечали все туристы во все времена.
На станции "Ваннзее" меня встретил Свен Арнольд - активист Литературного
коллоквиума. Русского он не знал вообще, и что-то говорил мне по-английски.
Было понятно только, что проявляет заботу, на что я находчиво отвечал "Олл
райт" и "Донт ворри". Дескать, не у мачехи рос, как-нибудь управлюсь.
Здание коллоквиума - роскошный особняк с башенкой - находилось в двух шагах
от станции. Верандой оно выходило на озеро Ваннзее, озеро было еще подо
льдом. По случаю крепкой зимы берлинцы бросились туда с коньками на
холявный каток и были даже несчастные случаи, потому что лед там много
тоньше нашего.
Целендорф - район аристократический, и вдоль улицы "Ам Зандвердер"
(по-нашему сказать - на песках) тянулись различные роскошные дома, либо
подчеркнуто современные, либо старинные. Говорят, что чуть ли не половина
из них принадлежит "новым русским". Не знаю. Пройти вдоль улицы с криком:
"Эй, землячки, есть кто из Красноярска?" я как-то не решился. Уж больно
тихая улица. Никаких магазинов, никаких увеселительных заведений. По обоим
сторонам улицы припаркованы дорогие автомобили. Все колеса и зеркала
заднего вида на месте. Думаю, что, когда я вдоль них проходил, из многих
окон смотрели с тревогой - чужих здесь явно не бывает.
Но это потом, а сперва Свен вручил мне ключ. Ключ открывал калитку в
невысокой железной ограде, входную дверь и мою комнату. Комната была
аскетической, исключительно для работы, поскольку здание это служит чем-то
вроде Дома творчества. Полки для бумаг и прочего уходили под потолок -
такой высокий, что до верхних не всякая стремянка достала бы.
Был субботний вечер, и, поскольку все торговые заведения были закрыты, Свен
показал мне огромную кухню, микроволновую печь и холодильник, набитый
пиццей и разнообразными напитками.
Пиццу я терпеть не могу, поэтому, не мудря, пошел в станционную забегаловку
и взял пару жареных сосисок с кучей всяких гарниров. С удивлением
обнаружил, что настоящие-то сосиски, оказывается, вкусные!
Вдоль маленьких привокзальных пивных и кондитерских шатался единственный
увиденный мной немецкий пьяный. Он что-то орал и требовал от продавщиц, пел
и сильно махал руками, никого при этом не задевая. Кельнерши отгоняли его
тряпками - видно, привыкли. В полицию его тоже никто не тащил, и я решил,
что он тут просто работает местной достопримечательностью.
Вообще отношение немцев к алкоголю я для себя сформулировал так:
"Физиологически немец вполне способен выпить столько же, сколько русский,
да кто ж ему даст?"
В особняке стояла тишина. Иногда подъезжала машина, кто-то бесшумно
проходил по коридору. У нас на литературном мероприятии обязательно
собрались бы все в одну комнату, горланили, курили без передыху, искали
недостающую посуду. А тут все молчком, тишком. Если буду когда-нибудь
сочинять детектив, обязательно опишу это таинственное и даже несколько
зловещее здание, скрип калитки, легкие шаги по двору, обрывки разговоров за
окном...
Многие знаменитости побывали в этом доме, их снимки бы
