Фан Экстэзи - Публичные Сады
Ecstasy Fun
Публичные сады
Иногда я вспоминаю того арабского юношу, с которым я познакомился в
жаркий июльский полдень в тени Публичных Садов в Милане. Вы будете
смеяться, но я до сих пор храню фотографию той скамейки, где это случилось.
Я спросил его: "который час?". Словом, мы поняли друг друга сразу. Белая
рубашка из ткани, похожей на дорогие салфетки, джинсы "от Версаче". Он был
так грациозен. Эта его осанка короля. И стоптанные ботинки. Он покорил меня
сразу. Ему очень хотелось казаться французом, но имя, которое он,
бесхитростный, не догадался изменить, выдавало его арабское происхождение.
Мунир Табуби.
Мунир по звучанию для человека неискушенного в языках ещё сошел бы за
француза, но Табуби: Мы выпили кофе в открытом кафе. Hе мне вам
рассказывать, что такое итальянский кофе. Этот аромат, что будит вас по
утрам во Флоренции, в Милане, в Турине, где бы вы ни были. Вся Италия
просыпается с запахом кофе и звоном колоколов. И я старался селиться рядом
с кафетериями, чтобы, сладко потягиваясь в постели, вдыхать этот аромат
каждое утро. Мунир пригласил меня к себе. И мы шли пешком через весь город
под палящим солнцем, но я не замечал ни дороги, ни жары, я был опьянен его
красотой, такой специфической и печальной. Эти большие карие глаза ребенка,
усталые и серьезные. Мы говорили о простых вещах, о которых можно говорить
в первую встречу: об Италии, об эмигрантах, о литературе, немного о себе;
но мы были вдохновлены, ибо мы знали, что скоро мы сможем говорить на
другом языке.
Мой маленький принц, мой выдумщик, Питер Пен, рассказывал мне, что его
отец очень богатый человек, что живет он в Марокко. И каждое лето он
навещает отца и придается самому любимому своему занятию, он покоряет волны
Атлантического океана на своем юрком и стремительном серфинге. Конечно, ему
хотелось казаться богатым, он даже заплатил за мой кофе, и мне показалось,
что это были последние его деньги, поэтому-то мы и шли теперь пешком.
Стоптанные ботинки тоже беспощадно выдавали его материальное положение. Я
слушал и улыбался. Я знал, что он врет, но меня интересовало не то, что он
говорит, а, как он это делает. Этот спокойный теплый голос, подавляющий в
своём спокойствии нотки отчаянья и обиды.
- Я работаю дизайнером. Оформляю витрины и интерьеры.
- Очень творческая работа! Тебе нравится?
- Мне мало платят, потому что я - иностранец.
Он всегда помнил о том, что здесь он - иностранец. От этого, наверное, вся эта
гордость, вся эта величественность, вся его королевская осанка - чтобы труднее
было задеть. Hо видимо, это не спасало, глаза всегда оставались усталыми и
грустными.
- Я не хочу расставаться с тобой. Я найду тебе работу здесь в Италии.
Хочешь?
- Хочу.
- Я завтра же спрошу в одной фирме. Им как раз нужен был русскоязычный
переводчик. Оставь мне свой адрес.
И я оставлял ему адрес, и даже душу, ибо мне до сих пор кажется, что этот
арабский мальчишка владеет её частью, и именно она, эта захваченная им
часть моей души, заставляет меня писать эту историю.
Hо на самом деле он не был мальчишкой. Ему было тридцать, а мне двадцать
два. И мы были такими разными - муравей и мотылек. Мунир привёл меня в
квартиру, которую он снимал с друзьями, и из которой должен был съехать ни
сегодня - завтра. Все вещи уже были уложены. Пустота и грязь, царившие в
этом скромном обиталище, не смутили меня. Лишь хозяин беспокоился о том,
что это не совсем то место, где ему бы хотелось меня принять. Он извинялся
и, часто чертыхаясь по-франц
