Библиотека в кармане -русские авторы

         

Фриш Макс - Homo Фабер


Макс Фриш
Homo Фабер
ПЕРВАЯ ОСТАНОВКА
Мы вылетели из аэропорта Ла Гуардиа, Нью-Йорк (на самолете
"суперконстэлленшн"), с трехчасовым опозданием из-за снежной бури. Эту
линию всегда обслуживают "суперконстэллейшн". Заняв свое место, я сразу же
откинул спинку кресла, чтобы спать - было уже поздно. Но еще минут сорок,
не меньше, самолет стоял на взлетной дорожке в ожидании старта, снег
метался в лучах прожекторов, мелкая снежная крупа вихрем вздымалась над
бетонированной площадкой, и меня раздражало и мешало мне уснуть не то, что
стюардесса разносила газеты - First Pictures of World's Greatest Air Crash
[первые снимки крупнейшей в мире авиационной катастрофы в Неваде (англ.)],
- сообщение об этом я уже прочитал за обедом, - а вибрация машины с
запущенными турбинами да еще, пожалуй, мой сосед, молодой немец, которого
я сразу приметил, сам не знаю почему; я глядел на него, когда он снимал
пальто и усаживался в кресле рядом со мной, высоко подтягивая брюки на
коленях, чтобы не помять складки; и даже когда он просто сидел, ничего не
делая, ожидая, как и все мы, взлета, я почему-то не мог отвести от него
глаз. Это был розовокожий блондин, и он представился мне сразу, еще до
того, как мы успели пристегнуться. Его имени я не расслышал - разогревали
моторы, одна за другой включались турбины и ревели на полном газу.
Я смертельно устал.
В течение всех трех часов, пока мы ждали посадки на самолет, Айви без
умолку болтала, хотя уже знала, что я наверняка на ней не женюсь.
Я был рад, что остался один.
Наконец самолет тронулся...
Мне еще ни разу не приходилось взлетать в такой снегопад; едва наша
машина оторвалась от белой дорожки, как разом пропали желтые ряды наземных
сигнальных огней, а потом даже над Манхэттеном ни блика, ни отсвета
фонарей - густой снег поглотил все. Я видел лишь мерцающий зеленый огонек
на крыле, которое все время качалось, а иногда и прыгало; на какой-то миг
туман поглощал и этот зеленый огонек, и тогда казалось, что вдруг
слепнешь...
Погасло табло. Теперь можно было закурить.
Мой сосед летел из Дюссельдорфа и был вовсе не так уж молод, лет
тридцати, но все-таки моложе меня. Путь он держал, как он мне тут же
сообщил, в Гватемалу, по делам, насколько я понял.
Нас изрядно болтало.
Он предложил мне сигарету, но я закурил свою, хотя курить мне вовсе не
хотелось, поблагодарил его и взял уже просмотренную газету, не испытывая
ни малейшего желания заводить знакомство. Вероятно, я вел себя невежливо,
но позади была тяжелая неделя, каждый день заседания, я устал от людей, и
мне хотелось покоя. Потом я вынул из портфеля протоколы и принялся было
работать, но тут, как назло, стали разносить бульон, и мой немец (он сразу
заметил, что я швейцарец, стоило мне только в ответ на его фразу на
ломаном английском языке заговорить с ним по-немецки) уже не закрывал рта.
Он говорил о снежной буре - вернее, о радарах, в которых мало что смыслил,
затем перешел, как повелось после Второй мировой войны, на европейское
содружество. Я больше молчал. Покончив с бульоном, я повернулся к
иллюминатору, хотя в нем ничего не было видно, кроме зеленого огонька на
мокром крыле, время от времени снопа искр да темно-красного, раскаленного
сопла турбины. Мы все еще набирали высоту...
Потом я задремал.
Болтанка прекратилась.
Не знаю почему, но мой сосед меня раздражал, его лицо казалось мне
знакомым - типичное немецкое лицо. Я припоминал, закрыв глаза, - тщетно...
Тогда я попытался больше не думать о его розовом л





Содержание раздела