Черный Саша - Антигной
Саша Чёрный
Антигной
Посылает полковой адъютант к первой роты командиру с вестовым записку. Так
и так, столик у меня карточный дорогого дерева на именинах водкой залили.
Пришлите Ивана Бородулина глянец навести.
Ротный приказание через фельдфебеля дал, адъютанту не откажешь. А
Бородулину что ж: с лагеря от занятий почему не освободиться; работа легкая -
своя, задушевная, да и адъютант не такой жмот, чтобы даром солдатским потом
пользоваться.
Сидит это Бородулин на полу, лаком-сандараком ножки натирает, упарился
весь, разогрелся, гимнастерку с себя на паркет бросил, рукава засучил. Солдат
был из себя статный да крепкий, хочь патрет пиши: мускулы на плечах и руках
под кожей чугунными желваками перекатываются, лицо тонкое, будто и не простой
солдат, а чуть-чуть офицерских дрожжей прибавлено. Однако ж, что зря хаять, -
родительница у него была старого закала, природная слободская мещанка, - в
постный день мимо колбасной лавки не пройдет, не то, чтобы что...
Перевел дух Бородулин, ладонью пот со лба вытер. Поднял глаза, барыня в
дверях стоит, - молодая, значит, вдова, у которой адъютант по сходной цене
фатеру сымал. Из себя аккуратная, личико тоже - не отвернешься. Ужли адъютант
у корявой жить станет...
- Упрели, солдатик?
Скочил он на резвые ноги, - гимнастерка на полу. Только он ее через голову
стал напяливать, второпях в ворот руку вместо головы сунул, ан барыня его и
притормозила:
- Нет, нет! Гимнастерку не трожьте! Обсмотрела его по всем швам, будто
экзамен произвела, и за портьерку медовым голосом бросила:
- Чисто Антигной!.. Энтот мне как есть подходит.
И ушла. Только дух за ней сиреневый так дорожкой и завился.
Принахмурился солдат. На кой ляд он ей подходит? Экое слово при белом
свете ляпнула... С жиру они, барыни, перила грызут, да не на такого напала.
Справил Бородулин работу, снасть свою в узелок связал, через вестового
доложился.
Вышел адъютант самолично. Глаз прищувил: блестит столик, будто его корова
мокрым языком облизала.
- Ловко, - говорит, - насандалил! Молодец, Бородулин!
- Рад стараться, ваше скородие. Только извольте приказать, чтобы до
завтрева окон не отпирали, пока лак не окреп. А то майская пыль налетит,
столик затомится... Работа деликатная. Разрешите иттить?
Наградил его адъютант как следовает, а сам ухмыляется.
- Нет, братец, постой. Одну работу справил, другая прилипла. Барыне ты
оченно понравился, барыня лепить тебя хочет, понял?
- Никак нет. Сумнительно чтой-то...
А сам думает: что ж меня лепить-то? Чай уже вылеплен!..
- Ну, ладно. Не понял, так барыня тебе разъяснение даст.
И с тем фуражку на лоб и в сени проследовал. Только, стало быть, солдат за
гимнастерку - портьерка - взык! - будто ветром ее вбок отнесло. Стоит барыня,
пуховую ладонь к косяку прислонила и опять за свое:
- Нет, нет! Взойдите, как есть, в натуральном виде. Вас как зовут-то,
солдатик.?
- Иван Бородулин! - ответ дал, а сам, будто медведь на мельничное колесо,
вбок уставился.
Зовет она его, значит, в свой покой на близкую дистанцию. Адъютант
приказал, не упрешься.
- Вот, - говорит барыня, - обсмотрите. Все крутом, как есть моей работы.
Мать честная! Как глянул он, аж в глазах забелело; полна горница голых
мужиков, кто без ног, кто без головы... А промеж них бабы алебастровые.
Которая лежит, которая стоит... Платья-белья и звания не видать, а лица, между
прочим, строгие.
Барыня тут полное пояснение сделала:
- Вот вы, Бородулин, по красному дереву мастер, а я из глины леплю. Только
и р
