Библиотека в кармане -русские авторы

         

Чехов Антон Павлович - Два Скандала


Антон Чехов
Два скандала
- Стойте, черт вас возьми! Если эти козлы-тенора не перестанут рознить,
то я уйду! Глядеть в ноты, рыжая! Вы, рыжая, третья с правой стороны! Я с
вами говорю! Если не умеете петь, то за каким чертом вы лезете на сцену со
своим вороньим карканьем? Начинайте сначала!
Так кричал он и трещал по партитуре своей дирижерской палочкой. Этим
косматым господам дирижерам многое прощается. Да иначе и нельзя. Ведь если
он посылает к черту, бранится и рвет на себе волосы, то этим самым он
заступается за святое искусство, с которым никто не смеет шутить. Он стоит
настороже, а не будь его, кто бы не пускал в воздух этих отвратительных
полутонов, которые то и дело расстраивают и убивают гармонию? Он бережет эту
гармонию а за нее готов повесить весь свет и сам повеситься. На него нельзя
сердиться. Заступайся он за себя, ну тогда другое дело!
Большая часть его желчи, горькой, пенящейся, доставалась на долю рыжей
девочки, стоявшей третьей с правого фланга. Он готов был проглотить ее,
провалить сквозь землю, поломать и выбросить в окно. Она рознила больше
всех, и он ненавидел и презирал ее, рыжую, больше всех на свете. Если б она
провалилась сквозь землю, умерла тут же на его глазах, если бы запачканный
ламповщик зажег ее вместо лампы или побил ее публично, он захохотал бы от
счастья.
- А, черт вас возьми! Поймите же, наконец, что вы столько же смыслите в
пении и музыке, как я в китоловстве! Я с вами говорю, рыжая! Растолкуйте ей,
что там не "фа диэз", а просто "фа"! Поучите этого неуча нотам! Ну, пойте
одна"! Начинайте! Вторая скрипка, убирайтесь вы к черту с вашим
неподмазанным смычком!
Она, восемнадцатилетняя девочка, стояла, глядела в ноты и дрожала, как
струна, которую сильно дернули пальцем. Ее маленькое лицо то и дело
вспыхивало, как зарево. На глазах блестели слезы, готовые каждую минуту
закапать на музыкальные значки с черными булавочными головками. Если бы
шелковые золотистые волосы, которые водопадом падали на ее плечи и спину,
скрыли ее лицо от людей, он была бы счастлива.
Ее грудь вздымалась под корсажем, как волна. Там, под корсажем и
грудью, происходила страшная возня: тоска, угрызения совести, презрение к
самой себе, страх... Бедная девочка чувствовала себя виноватой, и совесть
исцарапала все ее внутренности. Она виновата перед искусством, дирижером,
товарищами, оркестром и, наверное, будет виновата и перед публикой... Если
ее ошикают, то будут тысячу раз прав. Глаза ее боялись глядеть на людей, но
она чувствовала, что на нее глядят все с ненавистью и презрением... В
особенности он! Он готов швырнуть ее на край света, подальше от своих
музыкальных ушей.
"Боже, прикажи мне петь как следует!" - думала она, и в ее сильном
дрожащем сопрано слышалась отчаянная нотка.
Он не хотел понять этой нотки, а бранился и хватал себя за длинные
волосы. Плевать ему на страдания, если вечером спектакль!
- Это из рук вон! Эта девчонка готова сегодня зарезать меня своим
козлиным голосом! Вы не примадонна, а прачка! Возьмите у рыжей ноты!
Она рада бы петь хорошо, не фальшивить... Она и умела не фальшивить,
была мастером своего дела. Но разве виновата она была, что ее глаза не
повиновались ей? Они, эти красивые, но недобросовестные глаза, которые она
будет проклинать до самой смерти, они, вместо того чтобы глядеть в ноты и
следить за движениями его палочки, смотрели в волосы и в глаза дирижера...
Ее глазам нравились всклокоченные волосы и дирижерские глаза, из которых
сыпались на нее иск





Содержание раздела