Чехов Антон Павлович - Страх
А.П.ЧЕХОВ
СТРАХ
Дмитрий Петрович Силин кончил курс в университете и служил в
Петербурге, но в тридцать лет бросил службу и занялся сельским хозяйством.
Хозяйство шло у него недурно, но все-таки мне казалось, что он не на своем
месте и что хорошо бы он сделал, если бы опять уехал в Петербург. Когда
он, загорелый, серый от пыли, замученный работой, встречал меня около
ворот или у подъезда и потом за ужином боролся с дремотой и жена уводила
его спать, как ребенка, или когда он, осилив дремоту, начинал своим
мягким, душевным, точно умоляющим голосом излагать свои хорошие мысли, то
я видел в нем не хозяина и не агронома, а только замученного человека, и
мне ясно было, что никакого хозяйства ему не нужно, а нужно, чтоб день
прошел - и слава богу.
Я любил бывать у него и, случалось, гостил в его усадьбе дня по два,
по три. Я любил и его дом, и парк, и большой фруктовый сад, и речку, и его
философию, немножко вялую и витиеватую, но ясную. Должно быть, я любил и
его самого, хотя не могу сказать этого наверное, так как до сих пор еще не
могу разобраться в своих тогдашних чувствах. Это был умный, добрый,
нескучный и искренний человек, но помню очень хорошо, что когда он поверял
мне свои сокровенные тайны и называл наши отношения дружбою, то это
неприятно волновало меня, и я чувствовал неловкость. В его дружбе ко мне
было что-то неудобное, тягостное, и я охотно предпочел бы ей обыкновенные
приятельские отношения.
Дело в том, что мне чрезвычайно нравилась его жена, Мария Сергеевна.
Я влюблен в нее не был, но мне нравились ее лицо, глаза, голос, походка, я
скучал по ней, когда долго не видал ее, и мое воображение в то время
никого не рисовало так охотно, как эту молодую, красивую и изящную
женщину. Относительно ее я не имел никаких определенных намерений и ни о
чем не мечтал, но почему-то всякий раз, когда мы оставались вдвоем, я
вспоминал, что ее муж считал меня своим другом, и мне становилось неловко.
Когда она играла на рояле мои любимые пьесы или рассказывала мне
что-нибудь интересное, я с удовольствием слушал, и в то же время почему-то
в мою голову лезли мысли о том, что она любит своего мужа, что он мой друг
и что она сама считает меня его другом, настроение мое портилось, и я
становился вял, неловок и скучен. Она замечала эту перемену и обыкновенно
говорила:
- Вам скучно без вашего друга. Надо послать за ним в поле.
И когда приходил Дмитрий Петрович, она говорила:
- Ну, вот теперь пришел ваш друг. Радуйтесь.
Так продолжалось года полтора.
Как-то раз в одно из июльских воскресений я и Дмитрий Петрович от
нечего делать поехали в большое село Клушино, чтобы купить там к ужину
закусок. Пока мы ходили по лавкам, зашло солнце и наступил вечер, тот
вечер, которого я, вероятно, не забуду никогда в жизни. Купивши сыру,
похожего на мыло, и окаменелой колбасы, от которой пахло дегтем, мы
отправились в трактир спросить, нет ли пива. Наш кучер уехал в кузницу
подковать лошадей, и мы сказали ему, что будем ждать его около церкви. Мы
ходили, говорили, смеялись над своими покупками, а за нами молча и с
таинственным видом, точно сыщик, следовал человек, имевший у нас в уезде
довольно странное прозвище: Сорок Мучеников. Этот Сорок Мучеников был не
кто иной, как Гаврила Северов, или попросту Гаврюшка, служивший у меня
недолго лакеем и уволенный мною за пьянство. Он служил и у Дмитрия
Петровича и им тоже был уволен все за тот же грех. Это был лютый пьяница,
да и вообще вся его судьба была пьяною и такою же бесп
