Шолохов Михаил - Родинка
Михаил Шолохов
Родинка
I
На столе гильзы патронные, пахнущие сгоревшим порохом, баранья кость,
полевая карта, сводка, уздечка наборная с душком лошадиного пота, краюха
хлеба. Все это на столе, а на лавке тесаной, заплесневевшей от сырой стены,
спиной плотно к подоконнику прижавшись, Николка Кошевой, командир эскадрона
сидит. Карандаш в пальцах его иззябших, недвижимых. Рядом с давнишними
плакатами, распластанными на столе,- анкета, наполовину заполненная.
Шершавый лист скупо рассказывает: Кошевой Николай. Командир
эскадрона. Землероб. Член РКСМ.
Против графы "возраст" карандаш медленно выводит: 18 лет.
Плечист Николка, не по летам выглядит. Старят его глаза в морщинках
лучистых п спина, по-стариковски сутулая,- мальчишка ведь, пацаненок, куга
зеленая, говорят шутя в эскадроне,- а подыщи другого, кто бы сумел почти без
урона ликвидировать две банды и полгода водить эскадрон в бои и схватки не
хуже любого старого командира!
Стыдится Николка своих восемнадцати годов. Всегда против ненавистной
графы "возраст" карандаш ползет, замедляя бег, а Николкины скулы полыхают
досадным румянцем. Казак Николкин отец, а по отцу и он - казак. Помнит,
будто в полусне, когда ему было лет пять-шесть, сажал его отец на коня
своего служивского.
- За гриву держись, сынок! - кричал он, а мать из дверей стряпки
улыбалась Николке, бледнея, и глазами широко раскрытыми глядела на ножонки,
окарачившие острую хребтину коня, и на отца, державшего повод.
Давно это было. Пропал в германскую войну Николкин отец, как в воду
канул. Ни слуху о нем, ни духу. Мать померла. От отца Николка унаследовал
любовь к лошадям, неизмеримую отвагу и родинку, такую же, как у отца,
величиной с голубиное яйцо, на левой ноге, выше щиколотки. До пятнадцати лет
мыкался по работникам, а потом шинель длинную выпросил и с проходившим через
станицу красным полком ушел на Врангеля. Летом нонешним купался Николка в
Дону с военкомом. Тот, заикаясь и кривя контуженную голову, сказал, хлопая
Николку по сутулой и черной от загара спине:
- Ты того... того... Ты счастли... счастливый! Ну да, счастливый!
Родинка - это, говорят, счастье.
Николка ощерил зубы кипенные, нырнул и, отфыркиваясь, крикнул из воды:
- Брешешь ты, чудак! Я с мальства сирота, в работниках всю жизнь
гибнул, а он - счастье!..
И поплыл на желтую косу, обнимавшую Дон.
II
Хата, где квартирует Николка, стоит на яру над Доном. Из окон видно
зеленое расплескавшееся Обдонье и вороненую сталь воды. По ночам в бурю
волны стучатся под яром, ставни тоскуют, захлебываясь, и чудится Николке,
что вода вкрадчиво ползет в щели пола и, прибывая, трясет хату.
Хотел он на другую квартиру перейти, да так и не перешел, остался до
осени. Утром морозным на крыльцо вышел Николка, хрупкую тишину ломая
перезвоном подкованных сапог. Спустился в вишневый садик и лег на траву,
заплаканную, седую от росы. Слышно, как в сарае уговаривает хозяйка корову
стоять спокойно, телок мычит требовательно и басовито, а о стенки цибарки
вызванивают струи молока.
Во дворе скрипнула калитка, собака забрехала. Голос взводного:
- Командир дома?
Приподнялся на локтях Николка.
- Вот он я! Ну, чего там еще?
- Нарочный приехал из станицы. Говорит, банда пробилась из Сальского
округа, совхоз Грушинский заняла...
- Веди его сюда.
Тянет нарочный к конюшне лошадь, потом горячим облитую. Посреди двора
упала та на передние ноги, потом - на бок, захрипела отрывисто и коротко и
издохла, глядя стекленеющими глазами на цепную собаку, зах
