Шуляк Станислав Иванович - Инферно
СТАНИСЛАВ ШУЛЯК
ИНФЕРНО
Аннотация:
РОМАН-ШОК! РОМАН-СКАНДАЛ! САТАНИНСКИЕ СТИХИ ПЕТЕРБУРГСКОГО РОЗЛИВА!В романе-пасквиле Станислава Шуляка ИНФЕРНО в качестве персонажей выведены известные деятели петербургской культуры, в том числе: Андрей Арьев, Дмитрий Голынко-Вольфсон, Яков Гордин, Геннадий Григорьев, Аркадий Драгомощенко, Сергей Завьялов, Анджей Иконников-Галицкий, Юрий Касьяник, Сергей Коровин, Павел Крусанов, Глеб Морев, Сергей Носов, Наль Подольский, Татьяна Пономаренко, Валерий Попов, Владимир Рекшан, Александр Секацкий, Александр Скидан, Виктор Топоров.Специально для романа-пасквиля ИНФЕРНО поэтом Геннадием Григорьевым было написано несколько новых стихотворных текстов.Мистический (инфернальный) сюжет.
Новое пришествие дьявола. Здесь нет запаха серы и адского пламени, зато есть квазиинтеллектуальные рассуждения благообразных литераторов и философов постмодернистского толка. Роман заканчивается катастрофой.
В романе ровно 443556 знаков (666 в квадрате).С поступившими откликами вы можете ознакомиться, например, на странице http://zhurnal.lib.ru/a/anons/anons45.shtmlи других.
Все, происходящее здесь, - вымысел.
Настоящее гораздо хуже.
1.
Хормейстер Фряликов
Когда говорят "хормейстер Фряликов, хормейстер Фряликов", так, несомненно, имеют в виду... впрочем, Бог его знает, что имеют в виду, те, по крайней мере, кто слышал о хормейстере Фряликове, но уж, во всяком случае, профессия здесь совершенно не важна; да нет же, причем здесь профессия? будь он даже не хормейстер, а нотариус или корректор, или инженер-технолог, или импресарио, это было бы все равно; здесь важно само сочетание слов, каких-то хрипло-пряных, заносчивых, фыркающих, и в этом-то смысле тут как раз все в порядке.
Кажется, было утро; впрочем, черт его знает, было ли утро; вероятно, было что-то иное, что-то более гадкое, чем просто утро, ведь невозможно же то, что было - везде, за окном и в квартире, да и в душе его промозглой (и будто в свищах), - назвать этим словом, словом, что было в вечном и двусмысленном употреблении недоумков-поэтов, тем никак не возможно обойтись без этого прилизанного и умытого слова. И нам не обойтись тоже, но станем лишь употреблять его со всеми необходимыми оговорками. Иное слово употреблять следует, лишь извинившись изрядно пред всем честным народом, пред всем человечеством.
Впрочем, разве мы имеем что-нибудь против этого времени суток? да ничего, собственно; оно не хуже и не лучше остальных. Куда ни плюнь, куда ни шмякнись своим внезапным пробуждением - все попадешь в какое-то время суток и в какую-то точку пространства, и не приходится быть чересчур привередливым.
Был бы у нас выбор, так мы не знали бы, что такое судьба. Но иногда и совсем наоборот, возможно.
Странное дело, проснулся Ипполит Глебович Фряликов утром почти таким же пьяным, как и вчера лег, ночь с ее кошмарами и тревогами, которые он не помнил, почти не разогнала, не развеяла в его крови нетрезвого градуса, но напротив: будто проникла сама в кровь дурманом тяжелым, безрадостным. С трудом прожитая ночь нехотя и будто через силу все более покидала его, и извне наползала реальность, скудная, промозглая, тошнотворная.
Это было великое русское пробуждение; в самом деле, кто ж из русских не пробуждался так?! Пускай бы только раз в жизни. Хотя, конечно же, пробуждаются эдак едва ли не каждый божий день!
Он припомнил и то, что хотел бы забыть, что хотел бы перевести в разряд несуществующего. Он был хормейстером, он как будто продол
