Щербаков Владимир - Открытие Планеты
Владимир Щербаков
Открытие планеты
Крылатый конь
Вечером прошумел дождь и утих. Открылись серебряные звезды. Перед
восходом еще раз прилетали тучи, но ненадолго: утро было чистым и
прозрачным.
"Похоже, очень похоже, - подумал Сергей, просыпаясь, и мысль была так
отчетлива, что казалось, кто-то повторял ее вслух, - а ведь все здесь
другое, вот что удивительно, даже сон невесомый какой-то, точно в
скоростном самолете или ракете, И не вспомнить сразу, что снилось: сосны
на взморье? весна? июльское поле?.."
Он подошел к окну и увидел, как рассыпалась далекая громада тучи.
Звезда-солнце прожгла ее насквозь. Как ни стремителен был рассвет, под
деревом у окна еще пряталась предутренняя тень. Крылатый конь пробежал под
окном, разрезав тень светлыми крыльями, и остановился на поляне как
вкопанный. Его появление стерло в памяти сон о Земле.
За стволом дерева мелькнула фигура Рудри. Он накинул на крылатого коня
седло. Тот вздрогнул словно от ожога. С ветки сорвалась дождевая капля и
розовым яблоком укатилась в траву.
- Конь готов, - громко сказал Рудри. - Ждет гостя.
Сергей вышел на крыльцо. Легкий воздух дрожал, как летучее пламя,
готовое сыпануть искрами и угаснуть. Дважды в год тысячекилометровая
орбита выводила планету почти в самый центр двойной звезды, где гравитация
белого и черного (невидимого) солнц точно заводила часовую пружину. Тогда
планета вращалась быстрее, а вес всего, что находилось на ней, менялся,
даже скалы становились легче. Наступали дни, когда все летающее и
порхающее расправляло крылья и паруса, чтобы ринуться вверх. И сегодня
было такое утро, утро невесомости.
Этот хрупкий мир породил человека с непостижимым разумом. Уметь, не
зная многого из того, что давно известно на далекой планете, именуемой
Землей, - это ли не парадокс?
Созидание было для них простым удвоением. Когда-то в Элладе
пифагорейцы, чтобы провести прямую, воображали в пространстве две точки. А
удвоенная линия давала начало плоскости. Так, удваиваясь, развертывался их
мир во всех доступных им измерениях. Здесь, на другой планете, думали
почти так же, И еще: отражение в зеркале они считали таким же реальным,
как и сам предмет.
Искусство сливалось здесь с опытом, с крупицами знания на протяжении
веков, и, чтобы понять причину этого, нужно было лишь понаблюдать
призрачную картину мерцающей в свете близких звезд равнины, и
непостоянство хода времени, рождаемое совсем иной стихией, чем в других
местах, и многосложность жизни, бессильной пока постигнуть общие причины,
но уже научившейся угадывать и хранить истину, "Всему свое время, - думал
Сергей. - Крылатые кони сделали мечту о небе явью, и этому следует
удивляться не меньше, чем нашей первой ракете. Будет у них и техника. А
вот если бы произошло невероятное и наши космические полеты начались
веком-двумя раньше, таких, как Рудри, наверное, ловили бы да отправляли в
клетках на Землю..."
Конь гордо вскинул голову, крылья его прижались к траве, концы их
дрогнули. Улучив мгновение, Рудри вскочил на конскую спину. Сергей прыгнул
следом. Нарастающий гул от копыт. Бьющий в лицо ветер. Движение. Рудри
выкинул вперед руки, из пальцев выскочили электрические искры, ужалили
коня, и в сияющем просторе развернулись во всю ширь два полотнища цвета
весны. Полет!
Меднолицый, в коротком светлом плаще, Рудри сам был похож на взмывшую
ввысь птицу. Влажный плотный воздух сопротивлялся, срывал с плеч плащи,
слепил коню глаза, свистел в упругих крыльях, но они неслись все легче и
