Юрьев Зиновий - Звук Чужих Мыслей
ЗИНОВИЙ ЮРЬЕВ.
ЗВУК ЧУЖИХ МЫСЛЕЙ
1
Сознание возвращалось к Дэвиду Россу толчками, словно при
соприкосновении с действительностью оно отскакивало и снова взмывало
вверх, в облако неясных, бесформенных образов. И все же при каждом таком
приземлении его сознание удерживало какую-то частичку окружавшего мира:
ощущение сухого тепла постели, кусочек зеленоватой стены, бело-голубой
халат сестры.
Должно быть, именно поэтому, едва открыв глаза, Дэвид уже ясно понимал,
что находится в больничной палате. В тот же момент открылись шлюзы его
памяти, и он вспомнил.
Он сидит за рулем своего старенького "шеви-два". Включен обогреватель,
и его уютное шипение сливается с шумом мотора в привычный звук дороги.
Шоссе накатывается прямо на него и аккуратно разрезается машиной на два
полотнища. Как и всегда, за рулем Дэвид не думает ни о чем. В голове лишь
плывут маленькие клочки мыслей, образов. Они то лениво сцепляются,
повинуясь каким-то таинственным законам ассоциаций, то снова разбегаются в
стороны.
Ему хорошо. Ощущение физического благополучия человека, ведущего
машину, складывается не только из его собственного самочувствия. Ровная
работа мотора, упругий шорох шин - все это так же необходимо для
спокойствия водителя, как и отсутствие болей в сердце, колотья в боку или
поднимающейся по пищеводу тошноты.
Дэвид Росс был здоров, как младенец на этикетке детских консервов
"Бич-нат", и с несокрушимым оптимизмом своих двадцати девяти лет он был
уверен, что так будет всегда. Будут сменяться машины - может быть, даже у
него когда-нибудь будет "кадиллак", будут новые газеты, может быть, даже
он станет когда-нибудь владельцем газеты и ему всегда будет хорошо. Почему
именно ему должно было быть всегда хорошо, он не знал. Он просто не
задумывался над этим.
Он относился к жизни точно так же, как и к дороге. Он всматривался
только в ту часть шоссе, которая сейчас мчалась навстречу ему. Уносясь
назад, она теряла реальность, превращалась в абстрактные мили и населенные
пункты.
Дэвид Росс мало думал о вчерашнем дне и еще меньше о завтрашнем. Может
быть, это равнодушие объяснялось, помимо молодости, еще и его профессией.
Он был репортером, и история существовала для него один день. Кому нужна
вчерашняя измятая газета и кто может знать, какие заголовки захватят
первую полосу завтра?
Шоссе круто скатывалось с холма, и Дэвид нажал на акселератор. Он любил
разогнаться на спуске и стремительно выскочить на подъем. Стрелка
спидометра дрожала где-то между восемьюдесятью и девяноста милями. Шелест
шин перешел в свист. Он миновал впадину, и быстрый подъем слегка вдавил
его в сиденье. "Шеви" выскочил на гребень холма, и в то же мгновение он
увидел прямо перед собой черную машину. Она только что обогнала огромный
автобус с эмблемой гончей на боку. Слева был автобус, справа - кювет.
Машина надвигалась на него плавно и неспешно, будто в замедленной
киносъемке, и Дэвиду казалось, что у него вполне достаточно времени, чтобы
нажать на тормоз, выйти из "шеви" и крикнуть водителю: "Ты что, спятил!"
Но почему-то и движения его были такими же медлительными и плавными, как и
наплыв встречного автомобиля. Он начал поворачивать руль вправо,
поворачивать неторопливо, еле перебирая руками. И так же неторопливо
понял, что не успеет избежать столкновения.
Сердце его сжал первородный животный ужас перед неизбежным.
Апокрифическая старуха с косой мелькнула перед его глазами в одном из
своих обличий двадцатого века - радиатором встречной машины.
