Ян Василий - Три Счастливейших Дня Бухары
Василий Григорьевич ЯН
ТРИ СЧАСТЛИВЕЙШИХ ДНЯ БУХАРЫ
(Сказка)
Некоторые старые туркестанцы, быть может, помнят о Сала-Эддине,
который появился в Бухаре, как вспышка яркого света, как непонятная,
неожиданная встряска всей бухарской жизни.
Это был сын (один из многочисленных) предпоследнего эмира Мухаммеда
Али Бахадур-хана, и то, что он наделал в Бухаре, вызвало такой переполох и
такое волнение во всех религиозных организациях и братствах знатнейших
"святых" имамов, муштехидов, улемов и так далее, что они потом в течение
многих лет с ужасом шепотом говорили о Сала-Эддине, как о неожиданном
появлении Иблиса или джинна.
Однажды, проезжая по городу, эмир заметил около мануфактурной лавки
девушку, покупавшую цветной платок. У эмира бывали внезапные капризы и
причуды. Ему понравилась эта девушка, ее голубые глаза, печальные и
ласковые, ее тонкий юный стан, и он приказал сопровождавшему его куш-беги
узнать, кто она.
На другой день куш-беги уже доложил, что девушку зовут Асафат-Гуль,
что ее отец торговец старинными книгами, что Асафат-Гуль ему помогает в
переписке книг и делает это замечательно искусно. Отец, Ахмед-Китабчи,
знаток восточной мудрости, много путешествовал, жил в Каире, Стамбуле,
Багдаде. Всюду он разыскивал старинные книги и собрал большую библиотеку.
Родом он узбек, а жена его - татарка из Казани, и от нее у Асафат белое
тело и голубые глаза.
Причуды эмира здесь проявились в том, что он призвал к себе
Ахмеда-Китабчи, долго с ним говорил о его путешествиях, отобрал много книг
для своей знаменитой, редкой по богатству библиотеки и щедро ему заплатил,
а в конце концов заявил, что берет его молоденькую дочь себе в жены:
"Среди моих жен еще не было ни одной ученой".
Свадьба была очень скромной, потому что Ахмед-Китабчи сам просил об
этом. Эмир отвел для Асафат-Гуль небольшой домик с садом и виноградником.
Он часто к ней приезжал, слушал, как она ему читала отрывки из древних
узбекских поэтов, и беседовал с ней на разные политические темы.
Асафат-Гуль, как полутатарка, имела свободные и независимые мнения и
рассказывала эмиру, как живут азербайджанские и татарские девушки, как они
учатся в гимназиях и на высших курсах, что от этого никакого разврата нет;
они с увлечением изучают науки, особенно медицину, делаются фельдшерицами
и врачами и оказывают замечательную помощь мусульманским женщинам,
запертым в ичкари, которые не любят и боятся докторов-мужчин.
С тихой, умной Асафат-Гуль эмир прожил в очень дружеских отношениях
несколько лет и с любовью ласкал Сала-Эддина, мальчика, которого она ему
подарила. Этот период дружбы с Асафат-Гуль имел очень хорошее влияние на
эмира, обычно раздражительного, легко впадавшего в бешенство, когда он
десятками казнил или бросал в страшные подземные ямы - зенданы - всех
вызвавших его немилость.
Родственники несчастных обращались к Асафат-Гуль, и она умела
спокойно и ласково разгладить морщины на лбу эмира, умоляя его прощать
виновных и освобождать из заключения невинно пострадавших.
Этот период морального влияния Асафат-Гуль на свирепого владыку
считается одним из самых светлых в истории Бухары.
Когда мальчику было семь лет, Асафат-Гуль получила разрешение эмира
пригласить учителя-татарина для преподавания ему русского языка и письма и
старого улема, который должен был просветить ученика в арабской
богословской мудрости.
В это время эмир стал ездить в Крым, на свою великолепную дачу. Один
раз он с собой увез и Асафат-Гуль, но вскоре отправил ее обратн
