Библиотека в кармане -русские авторы

         

Ярмолинец Вадим - Сон В Зимнюю Ночь


Вадим Ярмолинец
Сон в зимнюю ночь
Вся эта история приключилась со мной, когда я только приехал в
Нью-Йорк. Было мне тогда, дайте сосчитать - 23 года. Я только что окончил
филологический факультет Новороссийского университета, где был единственным
молодым человеком на курсе из 50 красавиц. Одноклассники, которые пошли в
политехнический или в строительный учиться на инженеров, смотрели на меня
как на баловня судьбы, которая забросила его в шахский гарем. Строго говоря,
мужья некоторых моих однокурсниц не были шахами. Они были моряками дальнего
плавания, но их женам повезло в жизни точно, как женам шахов. У них были все
земные блага, кроме одного - нормального мужа для удовлетворение насущных
потребностей молодого организма. Я не виноват. Они были одиноки. Я их жалел.
Мне отвечали любовью. Когда из рейса возвращался муж одной моей подруги,
меня с радостью принимала другая, только что отправившая в дальний рейс
своего кормильца.
Трудно передать, как я не хотел покидать свой гарем. Проводы были
душераздирающими. За месяц до отъезда, моя жизнь окончательно потеряла связь
с реальностью. Мне казалось, что я нахожусь в плену у русалок на дне моря
шампанского. Я начал всплывать к воздуху и солнцу только по дороге на
вокзал. Ах, какие отчаянные признания в любви слышал я под уплывающими в
прошлое кронами платанов моих улиц! Какие руки ласкали меня! Какие соленые
от слез губы целовал я!
Но вот, наконец, я был усажен в поезд, отправлявшийся в пограничный
город Чоп. Друзья, увидев, как вздрогнул и двинулся прочь перрон с моими
возлюбленными, я разрыдался, как дитя. Да, хотите смейтесь, хотите нет, но
это была родина и я предательски бросал ее! Ради какой такой счастливой
неизвестности, скажите мне на милость?! Не знаю.
Но молодость есть молодость. В районе станции Одесса-Сортировочная я
уже говорил себе, что, мол, ничего, не страшно, там, за океаном, я смогу
восполнить эту потерю. Там, я знал, есть город-праздник Нью-Йорк, где моя
жизнь будет еще ярче и веселее настолько, насколько ночная Таймс-сквер ярче
и веселее ночной Дерибасовской - угол Преображенской.
Мои родители поселились в Филадельфии. Через полгода я бежал из этой
деревни. В Нью-Йорке я поступил в единственно доступный мне - нищему
иммигранту -- общинный колледж Кингсборо, лелея полубезумную надежду через
год перевестись в Колумбийский университет. По вечерам и выходным я садился
за баранку крепко помятого "Олдсмобиля", зарабатывая ровно на оплату убогой
комнаты, которую снимал в Си-Гейте, и обед в виде чашки китайского супа с
лапшой. Эта жизнь была ничуть не веселее филадельфийской, но настоящая была
уже совсем рядом, с шикарными ресторанами, концертами, лимузинами и
манекенщицами на высоких каблуках. Чтобы шагнуть в этот сверкающий мир мне
оставалось только приобрести полезную специальность и работу. А для этого,
надо было, как говорится, учиться, учиться и еще раз учиться.
Поразительно, но первая женщина, которую я встретил в Нью-Йорке, была
тоже из породы жен падишахов и моряков. Ее звали Олей. Это имя и сейчас
воскрешает у меня в памяти ее по-детски пухлые губки и чудесные карие глаза,
глядящие на меня из-под косой соломенной челки. Оленька. Она жила в
Парк-Слоупе. В огромном трехэтажном браунстоуне, из высоких окон которого
был виден Проспект-парк. Ее муж почти все время проводил в России, куда
переправлял из Америки то видеомагнитофоны, то компьютеры, то замороженные
куриные ноги.
Мы познакомились в начале зимы перед самым Рождеств





Содержание раздела